Л.А. Бэнкс - Миньон

Но Карлос не рухнул на парковку, забитую дорогими машинами, а со стуком приземлился на траву в лесу, снова у ног Фаллона Нюита, где началась вся эта фантасмагория.

– Накормить его, – бросил Нюит в сторону лимузина. – Я пока отказываюсь – пока не пойму точно, что здесь произошло. – Он бросил пренебрежительный взгляд на Карлоса. – Ее кровь ненадолго избавит его от муки, но сохранит его полуживым до тех пор, пока я приму решение. В следующий раз, быть может, он еще подумает перед тем, как швыряться глотками из стакана своего хозяина.

Пантера выскользнула из машины, превратившись в потрясающую женщину, и зашагала к Карлосу. От нее пахло кровью, она была высокая, гибкая, темнокожая, огромные темно-карие глаза сверкали в ночи. Волосы цвета полночного неба разметались по плечам, и она протянула ладони стоящему на четвереньках Карлосу.

– Я только что поела, – шепнула она постельным голосом. – Давай, любимый, – он отдал меня тебе.

Одним ловким движением Карлос поднялся с земли и, притянув к себе женщину, взял за руки и взрезал ей вены клыком. Наклонив голову, он наполнил рот сладким эликсиром жизни. Ощущение было таким утоляющим, что он закрыл глаза от наслаждения. Кровь остудила жжение, вернула силы измученным клеткам тела, успокоила горящее горло, вязкостью обволокла и обездвижила змей в кишках. Он застонал, и женщина застонала вместе с ним. Нюит не лгал – у него действительно встал.

– Делай с ней, что хочешь, – безразлично бросил Нюит, отходя в сторону. – Если ты переживешь эту ночь, она научит тебя, как надо есть, и когда-нибудь ты ее накормишь. Когда твое страдание по крови твоего мастера станет достаточно сильным, я вернусь тебя забрать. Помни только наш договор... и не вылезай на солнце. Наша сделка – не такая, которую ты мог бы разорвать своими глупыми молитвами. Но я докопаюсь до дна, пойму, как ты смог устоять первый раз против моей крови.

И Нюит исчез, сделав только один шаг. Карлос толкнул женщину к стволу дерева и оглянулся через плечо. Группа донов и шестерок превратилась в тучку дрожащего дыма и рассеялась в ночи на кожистых крыльях. Неодолимое желание отвлекло его от нетопырей, потянуло к извивающемуся под ним холодному телу. Он рванул черную кожу юбки, раздирая ее ногтями, ноги женщины охватили его, ее когти содрали промокший нейлон с его бедер. Такое же неодолимое желание заставило его вдохнуть эту женщину, погрузить зубы в ее горло, когда он вошел в нее снизу.

Никогда в жизни не было так сильно телесное наслаждение.

Ее поиски Карлоса завершились полным разочарованием. Дамали стояла в запертом вестибюле компаунда, подставляя себя ультрафиолетовым лампам в ожидании, пока откроется вторая стальная дверь в убежище. Команда собралась за чертежными столами и компьютерами, когда она вошла уже в сумерках. Дамали была благодарна за то, что ее встретили лишь небрежным приветствием. Она коротко поздоровалась со всеми и скрылась у себя в комнате.

В груди жгло нарастающее отчаяние, и Дамали нашла свой дневник – место, куда изливала душу.

Выбор. Мысли кружились вокруг начала какого-то гимна. Дамали медленно села за письменный стол, глядя, как заходит солнце и вместе с ним опускаются стальные ставни. Выбор. Дорога вверх и дорога вниз. И нет места для ошибки.

Рука лихорадочно записывала слова, приходившие в голову.

"Говорят, поступай праведно. Легкие слова, но трудная дорога. Бабушки называют это тяжким путем мотыги – как безумие страны хлопка и земли табака, как жаркие прачечные, как ведра, из которых моешь чужие полы – пока остаешься приятной... камень и твердая постель – все черные сестры знают, где это. И говорят слова от невидимого хозяина, объясняют, что жизнь – не хрустальные ступени, я это просекла, но осколки жалят. Люди тянут меня влево, потом вправо, разрывая то, что я есть. Серая зона, еще не праведная и не грешная, на краю, и я колеблюсь. Только милостью Божией иду я. Нет, правда?

Класс. Кто я, чтобы судить или бросить первый камень, когда судят меня, первый... еще не зная, кто я? Но вот я сама становлюсь бросателем камней, только чтобы сохранить равновесие в себе – а кто же я?

Ибо видите вы, я стою между молотом и наковальней, зная все, что знаю я о женщинах, которые стояли здесь. Лучше узнать, и я узнаю, я чувствую вас, но вы, все вы должны подставить нам плечо, потому что новое тысячелетие шутить не будет. Видели вы, что там? Видели, что осталось от собирателей слизи... для молодой черной сестрицы с мудростью, с целью, которая хочет иметь не только щепки в заднице?