Алекс Берр - CHILDFREE

А заканчивается ли?

***

Жизнь снова приобретает умеренный монотонный ритм: дом, работа, архив, дом. Бесчисленное количество раз готов был все бросить. Убеждал себя, что не смогу принять роды самостоятельно. На поиск книги по акушерству ушел еще один месяц. Я рассчитывал увидеть какой-нибудь медицинский учебник с развернутыми выкладками, а вместо этого получил небольшую брошюру по дородовому уходу. Информация общая, скудная и бесполезная, не добавляет мне абсолютно никакой уверенности. Задержка менструации, тошнота, появление странных вкусовых пристрастий – срочно на прием к гинекологу. Дальше врачи делают анализы и оставляют будущую мать в отделении, контролируя ее питание, физическое и моральное состояние. «Контроль уровня хорионического гонадотропина в крови и моче пациентки помогает отследить и предотвратить отклонения от нормы беременности» – нужен переводчик с медицинского на человеческий. Оказывается, есть много проблем, которые могут возникать во время беременности. Хронические заболевания органов, поздняя беременность, резус-конфликт, выкидыш, тяжелый токсикоз, маловодие и многоводие, низкая плацентация, вагинальные кровотечения и другие непонятные слова. Но и это еще не все! Любая болезнь беременной женщины может вылиться в тяжелейшие осложнения для плода. Глянцевая бумага, нежные цвета, яркие картинки, счастливые матери, отдающие свой долг стране, и ни слова о самих родах. Эта брошюрка больше запугивает бедных девушек, чем помогает. И предостерегает от преступления, совершаемого мной и Лин. Очередная пропаганда системы – никогда не отвечает на конкретные вопросы, но рассказывает о правильной жизни. Есть ли у меня шансы найти здесь хоть какую-нибудь информацию о том, как принимать роды? Шансов нет.

Артур Лонг – работник архива, приветливый и столь же молчаливый старик, поглядывает на меня огромными глазами с седыми ресницами из-за толстенных стекол своих очков. За все время моего пребывания в архиве Артур не сказал мне ни одного слова. Но каким-то непостижимым образом я чувствую его поддержку. Единственное коммуникативное оружие в его арсенале – короткий кивок. Иногда он им отвечает на мои вопросы. Иногда побуждает к действию: когда задерживаюсь, он находит меня между стеллажей, ждет, пока мы встретимся взглядами, и кивает – значит, мое время на сегодня закончилось. Кивком Артур здоровается и прощается. Думаю, он немой. Эту версию я утвердил, когда обратил внимание на телефон, который в любом из отделов нашего издательства постоянно разрывается, а в архиве не зазвонил ни разу.

Встречи с Элис носят больше случайный характер: в лифте, на обеде, когда меня вызывает по работе Стивен Лескот или когда она приходит в редакторский отдел что-то с кем-то согласовать. Ни разу наши глаза не встретились. Заметил – она сменила парфюмерию, теперь Элис пахнет свежестью. Я никогда не был на море, но, кажется, оно пахнет именно так. Словно стая мелких прохладных брызг летит в лицо, освежая, приводя в чувство, добавляя ясности мыслям, легкости. Именно то, чего между нами не хватает.

И если за пределами нашей с Лин квартиры мой мир абсолютно нейтральный, то внутри все чаще попадаю в шторм. Заканчивается восьмой месяц беременности. За последние несколько недель мы поругались столько раз, сколько не ссорились со времени нашего знакомства. Поводы всегда наготове: мусор в ведре, посуда в раковине, запах пота, слишком колючая щетина, уже остывший или чересчур горячий чай, недовольный взгляд, соседи громко разговаривают… Перечень бесконечный. Гораздо сложнее все это воспринимать без ответного негатива, с пониманием. Каждый раз это дается все сложнее. Все крепче приходится сжимать зубы, чтобы не наговорить обидных слов.

– Солнышко, я дома.

Встречает тишина. Опять эта сраная тишина…

– Лин. – Заглядываю на кухню – ее нет. – Любимая?

Она стоит, обхватив себя руками за плечи, насколько ей позволяет живот, и смотрит в окно.

– Я подумала… Генри… Давай отдадим ребенка…

Пробую развернуть ее к себе, она не дает этого сделать.

– Я все решила… Давай, а? И будем жить спокойно… Как раньше! – Лин поворачивается ко мне лицом, глаза блестят пустотой надвигающейся истерики. – Ты помнишь, как было раньше?

– Лин. – Прикасаюсь ладошкой к ее щеке. – Осталось немножко потерпеть…

– А я помню. – Снова отворачивается. – Раньше я была счастливой. Раньше не нужно было терпеть…

– Я тоже спасаюсь воспоминаниями, малыш.