Алекс Берр - CHILDFREE

Ни слова больше. Всю дорогу мы едем в тишине. До жути неловкой и противной. Какая же я мразь, слабак, не смог сдержать своих низменных желаний. Система много десятков лет борется со всем животным, что есть в нас. Личность! Развитие! Самоконтроль! Стоит инстинктам понять, что их кто-то запер в клетке, – и быть трагедии. Клетка разлетается в разные стороны. Обидчик, посмевший арестовать природу, сидит, уткнувшись взглядом в приборную панель электрокара, и стыдливо ищет себе оправдания. Оправданий нет.

Ни слова больше. Элис останавливается около моего подъезда. Бросаю на нее трусливый взгляд, она смотрит прямо перед собой. Как только захлопываю за собой дверь, электрокар срывается с места и через несколько секунд исчезает из виду. Остаюсь один. Один на один с самим собой. Даже не знаю, что хуже: сидеть рядом с Элис в наполненной до краев неловкостью и стыдом машине. Или наедине со своим чувством вины подниматься домой, где ждет любящий человек.

Ни слова больше. Дома меня встречает размеренный тихий гул холодильника. Лин спит. Прохожу на кухню, сажусь за стол и достаю из внутреннего кармана пиджака свернутый пополам розовый листок. Кроме печати медицинской службы, нескольких голографических наклеек и водяных знаков, в верхнем правом углу выбит двадцатизначный серийный номер. Чтобы обеспечить Лин несколько месяцев постельного режима, приходится максимально научными словами сломать ей в двух местах ногу. Со своего больничного срисовываю подпись врача. Получается небрежно, но довольно похоже. Как будто в другой руке врач держал телефон или кружку кофе или просто куда-то спешил. Надеюсь, обман откроется не сразу. В любом случае я сделал все, что мог. Остается только научиться принимать роды.

***

Следующий день встречает меня солнечным светом и теплом. Как давно его не было в моей жизни. Или я его просто не замечал. В обеденный перерыв бегу отдавать больничный Лин на ее кафедру. Впервые за последние несколько месяцев оглядываюсь по сторонам. Увиденное тяжелой серой тоской сдавливает мне ребра. Оказывается, мир продолжает жить своей жизнью, люди идут по своим делам, кто-то спешит, кто-то просто прогуливается, кто-то щебечет своим звонким голоском по телефону на ходу, кто-то ест мороженое на лавке в университетском парке. Но никто не замечает Генри Колдвэла. Мои нереальных размеров проблемы остаются незаметными для других. И о них даже рассказать нельзя. Наше с Лин решение оставить ребенка – как чума, как коронавирус – заразная и опасная болезнь. Никто не в силах помочь, а если рассказать о болезни окружающим, то сразу посадят в клетку, чтобы не заражал других. Приходится лечиться самоизоляцией. Чувствую себя одиноким. Не бойтесь, люди, я вас не заражу! Просто незаметно исчезну. Так же незаметно, как живу.

Здание, где учится Лин, не представляет собой ничего особенного, но найти его можно даже вслепую. Вокруг серо-желтого муравейника со множеством маленьких окон постоянно стоит гул молодёжи. У них в глазах взрываются звезды и искрами идей покрывают все вокруг. Они живут по-настоящему! Позже эти огни угаснут. Последние моменты счастья. И еще печальней от того, что они об этом пока не знают. У них нет старших братьев, нет родителей, которые могли бы им рассказать, что именно сейчас нужно жить на полную катушку. Никто их не предупредит, что их ждет бесцветная жизнь. Максимум, на что они могут рассчитывать, – дорогая яркая обертка вещей, самообман собственной важности.

«Вы все еще узнаете», – еле слышно бубнили себе под нос наши школьные учительницы. Теперь я понимаю.

Внутри здания движение не такое быстрое и практически бесшумное. Только несколько сотен ног шуршит по гладкому мраморному полу университета. Здесь, внутри, учат говорить только по делу, для пустой болтовни есть улица. Как же это глупо! Все эти правила – бред! Это не жизнь! Вы забираете у них – пока еще молодых и счастливых – последние глотки воздуха! Вы воспитываете не личность, а роботов! Стадо!

Личность… Она… Прекрасна в своей индивидуальности!

А все они…

И я…

Стадо.

Обещая становление личности, из нас штампуют потребителей. За отказ – публичный «расстрел», чтобы другим неповадно было. Мы это уже проходили. Мы иллюзорно наполняем нашу жизнь смыслом, производя и потребляя ложные ценности, захлебываясь в производственных отходах. Сколько из них выберет путь Стиви Лескота? С каждым годом все больше.

Вливаюсь в этот тихо шелестящий поток и двигаюсь в сторону кафедры. Лин подробно рассказала, как туда пройти и кого нужно найти. Все это не составляет большого труда. Каждый шаг по этим коридорам возвращает меня в счастливое время. Особенно ярким и ценным оно кажется мне сейчас, когда ничего уже не могу изменить. Тогда я не знал ничего. Возможно… Я ничего не знаю о будущем. Возможно, через несколько лет буду называть счастливыми днями именно эти. Вдруг дальше меня ждет мучительный и опасный путь? Может быть, секрет в том, чтобы наслаждаться тем, что имеешь сегодня?