Андрей Кадацкий - Иллюзия

Мимо прошла длинная дама с большеразмерной грудью, упакованная в серую кофточку и кожаную юбку до колен.

– Олишна! – окликнул Вовка.

– Привет! – Женщина махнула рукой, намереваясь двигаться дальше.

Но Поздняков придержал.

– Посмотри кто приехал.

Разведенка разглядывала пьяно улыбающегося Забаровского, даже прищурилась для ускорения памяти.

– А кто это?

– Не помнишь? – Вован усмехнулся.

– А должна?

Руслан приблизился, смело обнял.

– Да ладно, чо ты? Иди сюда…

Она вновь любила порывисто, накручивая себя стонами, исходя обильным потом. А на кухне сидел маленький мальчик, боясь лишний раз вздохнуть, изредка поглаживая кошку.

На следующее утро Забаровский отпивался рассолом под разнос бабули.

– Где всю ночь шатался, ирод окаянный?! И што, што девка бросила? Невелика печаль! Вот, все матери отпишу! Признавайся, измоден, где шатался?! У-у, глаза твовы бесстыжие!

Внук хотел забыть ночные кувыркания, совместный плач над неустроенностью жизни, тушение ран сладострастием. Хотелось забыть и сына Ольги, уснувшего за столом при ярком свете лампы. «Кажется, я обещал на ней жениться… Во, дурак!.. Конечно, она не поверила, баба опытная, но теперь привяжется… Я рассказал ей, где живу… Бежать! Прочь из этого города. Теперь моя родина – Пермь Великая Чердынь!»

– Говори, окаянный, с кем шлялся?!

Для острастки баба Нюра пристукнула кулачком по столу.

– Не стучи ты! Без тебя тошно. Все! Уезжаю.

– Куда уезжаешь? Не погостимши, тойко приехав… – Бабка моментально пожалела о несдержанности.

После обеда Руслан заглянул к Малышеву.

– Все корпишь над астралами, книжный червь?

– Да так, немного.

– А я возвращаюсь.

– Что так рано?

– А чо делать? Ленка меня бросила…

– Да ну?!

– Вот тебе и «да ну». Так что… Делать мне здесь больше нечего, зря спешил. Поеду, проведаю Помазана, Дуракевича… Интересно, чем он сейчас занимается? Опять дур валяет?

Глеб записался в районную библиотеку, материала по крестовым походам нашлось с гулькин нос. Набрал сразу в авоську, к концу недели сдал прочтенное от корки до корки. Он поехал в центр, записался в Центральную библиотеку, но даже «Историю крестовых походов» Мишо выдавали только в читальный зал. Страждущий знаний, как к заутрене, ездил в центр, обедал прихваченным из дома батоном, пил во дворе из-под колонки. Родители положили конец поездкам: ежедневный автобус – серьезный удар по бюджету. Теперь Малышев вставал с рассветом, отрезал четверть батона, надевал дырявые кеды. И шел пешком мимо ДК Горького, «Юности» с засидевшимися с ночи парнями, по эстакаде через железнодорожное полотно с гудящими под ногами электричками. По мосту над Десной. По долгой степи. Мимо красного психдиспансера, пахнущего транквилизаторами. Мимо завода «Арсенал» с черной пушкой вместо памятника. Из последних сил поднимался по лестнице, уступавшей по высоте лишь Потемкинской. Проходил сквозь скверик, тонувший в листве. Падал на потертый диван читального зала, выполненного, словно клуб по интересам. Раскрывал дорогого Мишо, пытаясь в коротких абзацах о Первом крестовом походе найти разгадку Адемара Монтейского. Ежедневно с десяток километров туда, десяток обратно. За лето у Глеба почернели лишь лицо и шея, остальное осталось неподвластно загару.

Обманутый влюбленный прибыл в Нытву, проведать мать, попросить денег.

– А чо ты будешь месяц делать в общаге? – Отчим пытался стать отцом.

– Чо-нибудь придумаю.

– Мы тут с твоей матерью собираемся в санаторий на Чусовую. Подлечить сердце. Айда с нами! Санаторий нашенский, металлургический. Найдем тебе отдельный нумер. А там солнце, речка, рыбалка…

– Правда, сынок, поехали, – уговаривала мать. – Петр Матвеевич все устроит.

Забаровский согласился от нечего делать, но с условием – при первом же требовании отправят назад.

Мать строго ходила на процедуры, вроде легчало. Сына поселили по блату в дальнем корпусе в служебной комнате. Маленький номер с кроватью, шкафом, зеркалом. Предоставленный сам себе, он сходил на пляж – пустые хлопоты. Далеко идти, за лесом кусок песка и ручей – пять метров в ширину. Чусовая явно текла в другом месте. Поиграл в футбол с тремя шабашниками – слабоваты, да и два на два – грустное развлечение. Один из ребят – нормальный, другой постоянно болтает о бабах, хуже Дукаревича. Третий – тридцать три несчастья, магнит для приключений. Прикурил сигарету, бросил зажигалку к воротам, – раздался мини-взрыв. Оказалось, попал в секатор для стрижки кустов.