Роман Малич - Среди пустоты снов

Неистово проникшись приторными благоуханьями, вычурно-красочными лепестками и режущей глаза синевой, нечестиво неисчерпаемое поле опостылело ему, и он грозно рявкнул во все горло в несметное эхо: «Значит, стало быть, это и есть ваше преисполненные небесное познание и сакральное сословие?! Скукота смертная!»

Вдруг величественно извечное поле снизошло до него со своих небесных покоев, проявилось сквозь непроглядные очертания за размытым горизонтом, переменилось в манерах поведения своих, словно бы отбросив формальные любезности, и внезапно ожесточилось. Соцветия взволновались, взвивая кверху бриллиантовую пыльцу, овеявши ею разбушевавшегося путника, усиливаясь в колыхании своем, направили на него безудержный поток ветра, что неукротимо пронесся мимо его ушей, завывая раскатистым голосом, порывисто сдувая его. В извечном колыхании раздосадованных цветов он вдруг незримо осязал брюзжаще-дребезжащее шуршание стариков, звонкий смех детей, плачь безутешных вдов, томимое сопение зверей волшебно-чудотворных, и всё его ворчанье вмиг угомонилось. Внезапно цветистое поле вдруг стало уходить из-под ног его нерушимых и непоколебимых, всего ещё мгновенье назад безмятежно устойчивых в положении своем. Наплевательски отмахнуло его прочь, в несоразмерно неизведанную даль, протяжным гулким эхом молвив из себя: «Прощай, заблудший дух! Не спорю, лишь мучительно пустое поле я, и всё что есть во мне лишь тени, зеркала. При всём при том, запомни резкий человек, что даже в океане пустоты бытует море мирозданий, и где-то там в песках под тлеющей луной сокрыта истина твоя».

Теперь его познанию, стало быть, было доступно лишь бескрайнее, сверхглубокое, тропосферное небо, в которое он безостановочно несся на бешеной скорости, рассекая вязкие, зыбкие облака. Струи хладного потока воздуха хлестали его тело, словно раскаленные прутья. Особенно жгло лицо, которое было ничем не прикрыто и от неравномерного прилива крови, преимущественно к части затылка, у него заметно покраснело. Он несуразно барахтался в эфире, будто бы сонный птенец, выброшенный из гнезда, но так и не научившийся летать, и думал о неизбежности смерти. Старательные размышления его сводились к одной единой мысли, будет ли его гибель иметь хоть какой-то смысл или же все его действия до этого момента были ошибочными и напрасными. Достойно ли он прожил свою жизнь или, быть может, возможно следовало бы все делать по-другому – прилежнее, изящнее, правильнее? Хотя что вообще в данном контексте значит правильность? Жить ради других, жить ради себя – в этих двух стратегиях Зед не видел значительного различия с точки зрения морали. Но другая мысль неожиданно спонтанно также пробралась к нему в голову, тут же сменив первую – успеет ли он почувствовать боль, либо же все произойдет настолько быстро, что нервные соединения не поспеют донести сигнал до мозга. Второй вариант Зед воспринимал как более предпочтительный, но почему-то склонялся к первому как к наиболее вероятному. Судорожно пытаясь вспомнить в последний раз все лучшие моменты своей жизни, ему ничего не приходило на ум – скупая мужская слеза прокатилась по его щеке, и он зажмурил глаза, чтобы прогнать прочь весь свой страх, нарастающий в нем с каждой секундой, превозмогая больную немую дрожь внутри.

После долгого падения вверху уже было ничего не видать, а внизу в поле зрения появилось широкое озеро, окаймленное по берегам длинными стеблями тихо шуршавшего бледно-зеленого камыша. Падение с такой высоты и на такой скорости, даже в воду, вероятнее всего, могло бы оказаться смертельным. Но неожиданно Зед почувствовал в себе новую силу и с ее помощью замедлил время. Теперь всё проносилось перед его глазами в замедленном восприятии пространственно-временного континуума, со скоростью ползущей улитки. Оказавшись уже совсем близко над водой, Зед использовал магию левитации, не прерывая замедления, в результате чего смог плавно и безболезненно приземлиться.

Одной магии левитации при падении с такой высоты с большой долей вероятности было бы недостаточно для мягкой посадки. Поэтому находчивость Зеда и комбинация двух способностей однозначно спасли ему жизнь. Очутившись в середине озера, человек стал плыть к берегу. Долго он плыл, и наконец-то-таки доплыв, полностью промокший, уставший, но довольный исходом своих плавательных маневров рухнул на песок.

Перевернувшись на спину и глядя на небо, он пролежал еще так тридцать минут. Вокруг было настолько тихо, что казалось будто окружающий его мир замер или перестал существовать. Вся суета и проблемы мира тоже куда-то внезапно испарились. Зеду очень не хотелось вставать и куда-либо идти, но провалявшись на этом пляже еще хотя бы минуту, он бы умер от жуткой скуки.