Ариэль С. Уинтер - Смерть длиною в двадцать лет

Эх, вот если бы Джозеф оказал мне такой же прием! А ведь, по-хорошему, так оно и должно было бы быть. Я вот, например, своего отца боготворил. Я никогда не поворачивался к нему спиной – даже когда он высказал мне все, что думал по поводу моего новоявленного писательства. И он, кстати, забрал свои слова обратно, когда моя первая книга была успешно распродана. Но Джозеф ведет себя со мной по-другому, мечет в меня острые кинжалы, а этот паренек Монтгомери, кстати, молодец, – проявил такое почтение.

Я направился к конторке дежурного портье. Высокий малый в костюме-тройке сказал мне:

– Могу я вам чем-то помочь, мистер Розенкранц? – Не, ну не прелесть, а? В отелях всегда так. В отелях тебе всегда дают почувствовать себя кем-то важным.

– Мне нужно отправить телеграмму.

– Хорошо. – Он тотчас же выложил передо мной бланк телеграммы. – Вам ручка нужна?

Я жестом поторопил его, и он протянул мне ручку. Я вписал в пробелы наверху имя и адрес Огера и принялся за сам текст:

«НАХОЖУСЬ КАЛВЕРТЕ тчк НУЖДАЮСЬ ДЕНЬГАХ тчк ПОЖАЛУЙСТА ВЫШЛИ 200 ДОЛЛАРОВ ИЛИ СКОЛЬКО СМОЖЕШЬ ОТЕЛЬ СОМЕРСЕТ НОМЕР 514 тчк»

И, помедлив, я еще прибавил:

«Я СНОВА ПИШУ тчк МНЕ КАЖЕТСЯ МЕНЯ УЖЕ ЕСТЬ КОЕ-ЧТО тчк»

Потом я зачеркнул эту последнюю фразу, перечитал все и зачеркнул еще и предыдущую – насчет того, что снова пишу. Я протянул заполненный бланк служащему отеля, деликатно отвернувшемуся, чтобы не мешать мне сосредоточиться, и тот, ожив, взял у меня телеграмму и ручку.

– Сэр, ответ потом принести в номер?

Я улыбнулся:

– Да, пусть принесут в номер.

И тут же поймал себя на мысли, что если Карлтон платит за все это, то надо было тогда послать телеграмму еще и Пирсону. Неужели у издательства не найдется небольшой свободной суммы?

– А знаете что? Дайте-ка мне еще один бланк.

Я переписал тот же текст на другой бланк, только с другим адресом, и вручил обе телеграммы портье, после чего направился прямиком в бар. Для меня это было большое событие, и его следовало отметить. Я был пока еще на коне. Если сегодня утром и тяпнул маленько исключительно для храбрости, то сейчас никто не мог помешать мне выпить за удачу.

Но я шел по вестибюлю, когда во мне снова зашевелилась тревога. Вспомнил, что Пирсон просил меня не слать ему больше телеграмм с просьбой о деньгах. И никогда больше не собирался меня издавать, даже если я напишу что-то новое. А еще вспомнил, что Огер всегда относился ко мне хорошо, но это когда было-то? И Ви шлялась сейчас где-то с другим мужиком, а Куинн просто подразнила меня этим своим завещанием, явно для того, чтобы связать по рукам и ногам, Джозеф же даже не захотел посмотреть мне в глаза.

Я зашел в бар. Монтгомери сидел там – на самом ближнем к входу табурете – и перед ним стояла непочатая пинта пива. Он нервозно постукивал ногой по нижней перекладине табурета. Вот, пожалуйста вам, молодой человек, который прочел все мои книги! Я даже подумал в тот момент, что, может быть, не так все плохо и напрасно я развел панику. Я подошел к нему, правой рукой дружески похлопал его по спине, а левой оперся о стойку бара. Бармен был тот же, что и утром. Поймав мой взгляд, он кивнул и выставил для меня порцию «Джин Рики».

– Значит, вы мой поклонник? – сказал я, основательно приложившись к своему стакану.

Монтгомери робко пожал плечами, но, когда заговорил, в словах его было столько же страсти, сколько когда-то в моих – когда писательство еще было для меня развлечением.

– Я прочел «Жаркая как лето» в четырнадцать. Мне дядя дал, он живет в Западной Вирджинии. Я как только дочитал до конца, сразу начал заново и прочел еще раз.

– Ну роман-то вам понравился? Он не очень хорошо продавался, хотя и получил хорошие отзывы.

– Да, понравился, но моя любимая ваша вещь это «Только до семи». Хотя так, наверное, все считают. Я вообще прочел все ваши книги, и большинство из них – не по одному разу.

Он заметно разошелся, потом, поняв это, смущенно потупился, но мне нравились его речи, и я даже не думал его останавливать. Свой «Джин Рики» я уже успел прикончить, и бармен выставил передо мной новую порцию.

– Так что это за пьеса у вас была? Как, вы говорите, она называется?

– «Призрак».

Изогнув брови, я жестом побудил его продолжать.

– Это история бывшего раба, который живет на Западе в доме, где обитает привидение белого рабовладельца. И они все время беседуют о разных вещах – о рабстве, о свободе, обо всем, обо всем… О том, что такое вообще – быть человеком.