Рейчел Йодер - Ночная сучка

Однажды, в аспирантуре, она придумала целую ночную инсталляцию на открытом воздухе, которая включала в себя превращение местной игровой площадки в своего рода волшебный кошмар: круглый купол-паутинка, покрытый огромной многослойной юбкой, а на куполе – ее подруга в костюме белого кролика. Качели стали живыми пушистыми хвостами невидимых животных. Металлические прутья, на которых они были подвешены, она покрыла переливающейся тканью, чтобы вызвать ассоциации с рептилиями. Самое большое игровое сооружение она превратила в многоголового, многоногого хищного зверя, изо рта которого вылетали столь же странные зрители и скатывались по горке, усыпанной блестками, липнущими к их телам. У нее возникло ощущение, что преподаватели и однокурсники не сочли эту работу достаточно серьезной, но она все же добавила блеска в свой финальный проект. Подавая заявку на получение степени магистра искусств, вписала в эссе о себе пункт «уникальное воспитание», подчеркнула «эстетику поселенцев», привитую семьей, не забыла «народные традиции», с которыми действительно была знакома, и «желание преобразовать рутинные фермерские занятия в искусство». Поступив с полной стипендией благодаря полученному на ферме в Аппалачах религиозному воспитанию, от которого с самого детства пыталась сбежать, но в нужный момент нашла ему применение, она стала собирать коллекцию животных, сбитых на дорогах, ведущих к ее университету на Среднем Западе.

Она собирала изломанные тела оленей, енотов, кроликов и койотов, снимала гниющее мясо с костей, очищала и отбеливала кости, шлифовала их и полировала, надев защитный костюм на все тело и противогаз, чтобы уберечь от костной пыли одежду и легкие. Она выдалбливала кости с помощью ювелирных инструментов, а затем покрывала золотом или серебром. Когда она могла себе это позволить, то инкрустировала их драгоценными камнями. Она бродила по окрестным лесам и, отыскав вишню, грецкий орех или сосну, срезала ветви. Выравнивала и покрывала узорами дерево, сочетала его с костями, металлами и даже мехом, создавая из этих элементов скелеты новых мифических животных. За это ее очень хвалили. Какой артистизм! – восклицали профессора. Какие навыки, позволяющие подготовить кости, обработать их, соединить с драгоценными металлами и камнями! Она не только создала несколько поистине творческих и оригинальных произведений, но и продемонстрировала широкий спектр сложных техник.

А теперь не было ничего. Ни единого творческого импульса, как бы старательно она ни искала. Во время беременности, в бессонные ночи последнего триместра, она часами таращилась в телефон, увлеченная теми, кого кто-то бы назвал артистами перформанса, но она называла их людьми, по-настоящему глубоко вовлеченными в художественные эксперименты. Она читала о супружеской паре, которая перенесла множество пластических операций, чтобы стать похожими друг на друга: мужчина вставил себе в грудь силиконовые имплантаты, женщина сделала свой нос в точности таким же, как у мужа. Это был проект на всю жизнь, не просто перформанс, а нечто более глубокое, стирающее грань между жизнью и искусством.

Мать увлеклась этой идеей – идеей отсутствия границ – и стала подробнее изучать жизнь шоумена из Восточной Европы, который начал свою карьеру с выступлений в бродячем цирке, а в итоге пришел к так называемым экспериментам перформативной жизни: трехлетнему молчанию, месяцу жизни обнаженным в витрине магазина и самому знаменитому опыту – индукции амнезии, а потом многолетней работе над восстановлением подробностей своей прежней жизни.

Или взять ту француженку, которая нанимала частных детективов, чтобы следить за своими любовниками, а затем создавала вокруг этого целые арт-шоу – кто демонстрировал заключения ее психиатра в некоторых самых известных музеях Европы?

Мать задумывалась о том, чтобы представить рождение ребенка как своего рода хэппенинг. Может быть, установить в студии стеклянный бассейн, предоставив публике возможность наблюдать, как она выталкивает ребенка из тела во время стоических родов в воде? Или, возможно, она могла бы рожать в анатомическом театре при больнице, в одном из учебных залов, где студенты сидели за партами и наблюдали. Представление стало бы разовым мероприятием, доступным только тем, кто мог прийти в любое время дня и ночи.

В итоге она решила, что такое представление лучше будет устроить со вторым ребенком, когда она уже будет знать, чего ожидать, так что эта идея ушла в стол, потом родился сын, а потом она навсегда оставила эту мысль.