Мария Дит - Ты здесь чужой

В проеме сорванной двери теплился свет фонаря. По соседству шуршали мародеры и булькала некая жидкость, от которой несло уксусной кислотой.

– Осторожно, если разольешь, задохнемся к чертовой матери…

– Третий раз сюда приходим, а тебе все мало.

Ушла я тихо-тихо, чтобы не попасться на глаза тем самым подросткам, которые еще недавно целовались под падающими звездами, нарисованными на стене. Вместо лифта тут была жалкая в своем убожестве лестница, зато, сделанная из бетона, она, по крайней мере, не скрипела.

То, что находилось внизу, несмотря на отвлекающую от всего боль и большую практику странных ситуаций, повергло меня в философский шок. Среди книг, рассыпанных на полу, стояли две толстостенные банки.

В банках были мозги.

Обычные, человеческие.

Вокруг витал легкий запах формалина.

Я с полминуты стояла, не шевелясь, и только потом разжала пальцы. На украденной мною только что бирке – четко различимая даже в сумерках надпись: лаборатория мозга.

Ну все, привет.

Лучше бы я умер… Очень жаль, что я такой здоровый. Сегодня аппарат ксенологов снова разладился, началась искусственная агония и продолжалась дольше, чем вчера, но потом закончилась, словно отрезало.

Я очнулся в камере, на полу. Мой разум снова работал ясно, только болели предплечья и ребра – я помял их сам, когда дергался в захватах. Рядом крутился знакомый Дознаватель – черт его знает, когда он успел появиться.

Почтенный работник БКС смотрел на меня с досадой и как-то странно двигал пальцами. Казалось, невзирая на статус, он собирался погрызть собственные ногти. Врач замер рядом, его профессиональное лицо не выражало ничего нового.

– Он выглядит… усталым, помятым, – раздраженно пожаловался Дознаватель и указал на меня мизинцем (ноготь он все-таки надкусил). – Сделайте что-нибудь, поправьте положение.

– Я доктор, а не стилист, – с внезапной грубостью ответил работник медицины.

– В стилисты пойдете, когда вас уволят…

Они тихо переругивались, потом пришли незнакомые люди, помогли мне подняться, и я даже, вроде, пошел – почти сам. Потом понял, что уже не иду, а стою под душем. Вода текла по мне на пол и уходила в круглое, вроде воронки, отверстие.

– Вылезайте оттуда, а то сваритесь, – проворчал то ли медик, то ли охранник.

…Одежда, которую мне дали, оказалась почти точной копией моей прежней, но не совсем. Очевидно, они заказали в универсальном магазине сходное тряпье, а потом срезали ярлыки с ценами. Рубашка и брюки совершенно новые. В кармане – мой старый бумажник с мелочью, который любезно вернули.

Дознаватель оценил меня со всех сторон, будто товар на продажу.

– У него синяк под глазом. Откуда взялся? Его не били. Потрите чем-нибудь.

– Тогда синяк станет бледнее, зато обширнее. Вас как больше устроит?

– Да ну вас к черту! С такими людьми невозможно работать.

Врач загнул мой рукав, сделал укол и прижег ранку. Сразу после этого подошел конвоир и надел на меня наручники. Дознаватель брезгливо прищурится и проводил меня фразой:

– Ну, по крайней мере одной проблемой меньше.

В темноте кузова машины я откинулся на сиденье и начал запоминать повороты, но вскоре сбился со счета.

– Приехали, выходи.

Арестантский фургон стоял внутри незнакомого здания, и даже не на первом этаже – очевидно, въехал на второй этаж по пандусу. Водитель курил и осматривался с интересом.

Незнакомый человек аккуратно взял меня за локоть. Больше всего он походил на дворецкого, но под тканью хорошего костюма перекатывалась тренированная мускулатура. Такой сгодится и гостя встретить, и гостя убрать – все по желанию нанимателя.

– Снимите с него браслеты, они больше ни к чему.

– Меня зовут Клавел, – внятно добавил он.

Как меня зовут, Клавел не интересовался, наверное, и так знал. Я немного нетвердо стоял на ногах, но идти все-таки мог самостоятельно.

– А сейчас налево.

На полу лежал мягкий ковер. Мебель и стены выглядели как в хорошем отеле.

– Координатор сегодня занят и не может вас принять. Так что располагайтесь, это комната для гостей.

Как только Клавел ушел, я рухнул на кровать – она была громадная, будто поле. Снаружи щелкнул замок, и сделалось понятно, что я до сих пор в клетке, но на этот раз она особая – позолоченная.

Прошло более десяти часов. Я успел поспать, подергать запертую раму и немного нажать на стекло, оно, конечно, и не думало поддаваться. Снаружи на карнизе, в маленьком лотке рос карликовый кипарис, а в комнате мурлыкал стереовизор.