Мелани Голдинг - Милые детки

Харпер не возражала.

Она успела почти забыть об этом случае к тому моменту, как журналистка явилась в участок и, прошествовав к столу Харпер на своих неизбежных каблуках, торжественно вручила ей листок с адресом родителей погибшей женщины.

– Как ты его достала?

– Я упорная, – ответила Эми, пожав плечами.

И поведала Харпер о том, как обзванивала местных ювелиров, одного за другим, тратя на это по двадцать минут ежедневно, и всего через каких-то четыре месяца нашла того самого, кто сделал гравировку.

– С тебя выпивка, – сказала Эми с улыбкой, которая заставила Харпер задуматься, что именно она имела в виду. Пропустить по стаканчику как друзья? Или как коллеги? А может, еще как-то? Повисла пауза, а когда их взгляды на секунду встретились, между ними что-то пробежало. Харпер ощутила это – теплое, ноющее чувство внизу живота. Она могла бы дотронуться до руки Эми и сказать: «Само собой, давай встретимся где-нибудь вечером» – и прояснить этот вопрос раз и навсегда. Но что-то заставило ее отступить от привычного сценария.

С тех пор при каждой встрече с Эми Харпер порывалась пригласить ее на свидание, но так и не решилась. Это невысказанное желание висело между ними, и Харпер продолжала думать об этом, причем, как ей казалось, куда чаще, чем следовало бы. Вот и сейчас подумала. Она понятия не имела, чего ждет, знала лишь, что Эми ей нравится. Возможно, даже слишком. И в этом таилась опасность – такие чувства невозможно контролировать, они становятся тем сильнее, чем отчаяннее пытаешься от них избавиться, чем настойчивее убеждаешь себя, что от них одни страдания и хаос, что их необходимо, жизненно важно игнорировать. Один раз она уже послушала свое сердце, когда была слишком молода и еще не знала, на какие крошечные осколки оно может разбиться. Этой ошибки она не повторит. Кроме того, у них с Эми прекрасные деловые отношения, было бы жаль их испортить.

Эми взглянула на офицеров в форме, загружавших фургон, и Харпер заметила, что она уже присматривается к каждому, пытаясь угадать, из кого можно будет вытянуть что-нибудь интересное, воспользовавшись своим женским обаянием.

Затем она снова повернулась к Харпер и, нахмурившись, подошла ближе – настолько близко, что Харпер явственно ощутила запах ее духов. Эми пристально вгляделась в ее лицо.

– Ну, выкладывай.

– Что выкладывать? – спросила Харпер.

– Что-то случилось. Рассказывай.

– Да день просто был какой-то дурацкий.

– Да? В смысле, помимо вот этого всего? – Эми махнула рукой в сторону рабочих, которые за ее спиной поливали тротуар из шлангов.

Харпер кивнула. Она задумалась, что именно может рассказать Эми о деле Лорен Трантер, не дав ей повода решить, что это очередная история, о которой можно написать в газете.

– Мы можем поговорить как друзья?

– Конечно, – ответила Эми.

– Сегодня рано утром кто-то пытался похитить из родильного отделения двух младенцев. Близнецов.

Эми тотчас запустила руку в сумку в поисках диктофона.

– А вот это уже новости. Расскажи мне все.

Харпер остановила ее, ухватив за запястье.

– Нет, не могу. В смысле, это вообще-то была ложная тревога. Не о чем рассказывать.

– Тогда зачем рассказываешь?

Хороший вопрос.

– Не знаю.

Она все еще сжимала запястье Эми, и та, на мгновение опустив взгляд, едва заметно улыбнулась и вздернула брови. Харпер поспешно убрала руку, краснея. На теплой, мягкой коже Эми осталась маленькая розовая отметина, которую ей хотелось погладить. А может, и поцеловать.

– Прости, – пробормотала она и вгляделась в лицо Эми, пытаясь понять, что между ними происходит, если что-то происходит, конечно. Но момент, по-видимому, был упущен.

– Что-то я не пойму, Джоанна. Ты же всегда такая собранная, когда дело касается работы. Только что вон подошла и закрыла мертвому парню глаз. Вот этими вот руками. Я бы так не смогла.

– Ну, у всех есть свои уязвимые места. Самоубийство я еще могу вынести, но когда детей похищают… Меня это задевает за живое.

Несколько секунд они молча смотрели друг на друга и Харпер думала: вот оно. Сейчас Эми спросит, и я ей все выложу. Спросит: «Почему это задевает тебя за живое, Джоанна? У тебя ведь нет детей». А я скажу: «У меня была дочь. Но я ее потеряла. Я была совсем девчонкой и не понимала, чем это обернется. Даже не представляла, что у меня есть право выбора. Сама добровольно отдала ее, и это было все равно что отдать часть себя: руку или половину сердца. Я давно решила, что никогда не буду об этом думать, – пришлось, иначе не выжить. Но иногда забываюсь, вспоминаю снова, и чувство такое, что это было вчера, что я должна ее вернуть, иначе меня это будет грызть вечно. Хотя я уже на двадцать шесть лет опоздала со своими потугами что-то изменить».