Харпер задумалась, с какой стати ее так волнует то, что не попало на камеру. В конце концов, по словам медсестры, все реальные потрясения Лорен пережила задолго до этого момента: сперва роды, затем кровотечение, а после еще и страшный недосып. Может, и к лучшему, что нет записи из палаты. Кому нужно смотреть, как измученная женщина теряет рассудок?
Но все-таки эти тени. Харпер поежилась. Что-то здесь нечисто.
Она взяла конверт для следственных материалов и, заполнив все поля, положила внутрь копию записи с камеры наблюдения. Необходимо узнать, что за тени мелькают на записи, а криминалисты могут в этом помочь. Добравшись до графы «утверждено к исполнению», она ненадолго замешкалась, оглянулась по сторонам и, убедившись, что рядом никого нет, уверенным росчерком поставила в ней подпись детектива-инспектора Траппа, приписав рядом его идентификационный номер.
Затем она повернулась обратно к экрану и открыла письмо с записью ночного звонка Лорен, которое прислали из архива. В больнице, отвечая на вопросы Харпер, миссис Трантер не очень-то откровенничала, и не только потому, что была накачана успокоительными по самые брови. Она намеренно недоговаривала. Возможно, удастся что-нибудь понять, послушав запись ее разговора с оператором. Может, хоть это наконец успокоит внутренний датчик Харпер, без умолку сигналящий об опасности.
Его можно было бы назвать «чуйкой», но Харпер это слово не нравилось – звучало избито, как в дешевом детективе. Просто у нее была хорошо развитая интуиция, подсказки которой могли порой идти наперекор фактам, но при этом почти никогда не подводили – в этом она за годы работы успела убедиться. Впрочем, руководство этой ее интуиции не очень-то доверяло: по ее наводке действительно иногда удавалось арестовать преступника, но, как правило, в момент ареста не было ни ордера, ни как следует оформленной доказательной базы. Трапп еще не отошел от недавнего дела, улики по которому Харпер собрала не вполне традиционным способом.
Тем вечером, когда она возвращалась с работы, ее внимание привлекло кое-что подозрительное. На обычно пустой парковке заброшенного склада, мимо которого она проезжала каждый день, стояла машина, и не какая-нибудь, а весьма примечательная – желтый «мерседес», принадлежавший одному из подозреваемых по делу о мошенничестве, над которым Харпер работала. Она припарковалась поодаль и одна, без подкрепления, подобралась к зданию. Разговор, происходивший внутри, она записала на диктофон, не имея на это разрешения, а затем, пропустив часть со стандартным полицейским предупреждением, вышибла дверь. Двое мужчин за дверью стояли перед огромным грузовым контейнером контрафактных сигарет и секунду назад были заняты обсуждением суммы, которую полагалось за него заплатить. Харпер прекрасно знала, что черный рынок табачной продукции имеет связи с организованной преступностью и замешан в финансировании террористов. Причастных к этому людей – тех, кого она поймала, – не волновало, что эти сигареты содержат кучу примесей: асбест, крысиное дерьмо, плесень. Эксплуатация детского труда на фабриках, где их делают, тоже не слишком беспокоила продавцов. Для них это были легкие деньги – куда проще и безопаснее, чем торговля наркотиками. Даже если грузовик остановят, собаки на таможнях не сигареты ищут.
Одним из переговорщиков был их подозреваемый, за которым следили почти год. Другим оказался местный бизнесмен с обширными связями, на которого у полиции официально ничего не было, кроме нескольких случаев, когда он едва не попался, и личного дела почти в дюйм толщиной. Их арест стал большим событием, особенно когда контейнер разгрузили и выяснилось, что в нескольких коробках в самом центре лежали не сигареты, а кокаин – больше десяти килограммов. Одна только загвоздка: арест был произведен без ордера, а единственное доказательство вины – запись разговора – получено без разрешения от вышестоящего офицера.
Надев на задержанных наручники и затолкав их на заднее сиденье машины, Харпер позвонила Траппу:
– Мне нужно устное разрешение на установление слежки.
– Обращайся к Хетерингтону. У меня нет таких полномочий.
– Я думала, что в экстренной ситуации вы можете дать разрешение, сэр. Когда с суперинтендантом не удается связаться, а разрешение нужно срочно.
– Насколько срочно?
– Как бы так выразиться… Задним числом.
Выволочку он ей устроил страшную. Поначалу вообще наотрез отказался помогать и едва не предоставил ей самой расхлебывать последствия – и для этого дела, и для собственной карьеры. Но в итоге его получилось уболтать: мол, Хетерингтон точно дал бы разрешение, да только не было времени с ним связаться, действовать пришлось быстро, в распоряжении у нее были считаные секунды. В общем и целом разрешение – это ведь не более чем бюрократическая формальность, которую легко уладить и задним числом, правда? Промедление могло им дорого обойтись: товар бы отправили, подозреваемый залег на дно еще на полгода, а того, второго, может, и вовсе бы никогда не поймали.
Читать дальше