Виктор Улин - 33

Я никогда не витал в небесах и не был идеалистом; я не сомневался, что терроризм не удастся искоренить никогда, как нельзя искоренить воров, насильников, вандалов. Но тем не менее каждый убитый террорист означал отрубленную голову змея, каждый мой точный выстрел спасал кого-то, оказавшегося не в нужном месте в ненужный момент.

Смерть, которую я нес нелюдям, была смертью ради жизни людей.

Убив тридцать человек, посягнувших на чужую жизнь, я знал, что убил бы еще столько же – убил еще триста, если бы мне позволяли работать дальше.

Но мне никто не собирался ничего позволять, да и эта работа была почти подпольной. Хотя никто здесь не мог делать ее лучше, чем я.

Я поудобнее перехватил винтовку.

Патрон был давно дослан.

Двумя пальцами я оттянул курок. Механизм послушно щелкнул, простой, как дуга.

Моя винтовка была идеальной, разве что перезаряжалась не на « 33 - 33 », а дольше. Винтовка Драгунова, конечно, имела куда более высокую скорострельность. Но мне предстояла не снайперская дуэль, мой выстрел всегда был первым и всегда – последним, поскольку в таком деле второго не бывало. Второй выстрел означал крах. Я должен был поразить цель с первой попытки, иначе не имело смысла все это затевать.

А для единственного выстрела винтовка Мосина являлась лучшим в мире оружием; управляемая твердой рукой, она могла поразить цель на расстоянии полутора километров, моя же дистанция составляла всего сто десять метров и рука моя была тверже стали.

Я навел прицел на переносицу террориста. Теперь уже не для того, чтобы его рассмотреть.

Мне требовалось попасть именно в лоб, сейчас только в лоб.

В иной ситуации я бы зарядил свою винтовку патронами с разрывными пулями, которые были запрещены Женевскими конвенциями, но оставались незаменимыми в работе снайпера-антитеррориста, когда несмертельное ранение цели грозит смертью мирным гражданам. Этими пулями меня снабдил добрый французский оружейник, когда узнал, с какой целью я откомандировываюсь из части. Откуда они оказались у него, меня не волновало; главным было то, что целая обойма таких покоилась в моем кармане.

Такой пулей я мог попасть куда угодно, хоть в щеку – она разнесла бы череп негодяя на мелкие осколки. Но между нами было стекло. Пуля не видела разницы, она разорвалась бы, столкнувшись с ним, а возможности сделать второй выстрел после того, как рухнет стеклянная стена, не было.

И поэтому я стрелял обычными патронами.

Я верил в себя, и еще больше – в винтовку.

Я переступил ногами, чтобы разгрузить слегка затекшие мышцы.

Сделал еще несколько глубоких вдохов, приводя себя в спокойное состояние.

Потом выбрал короткий, жесткий спуск своей « мосинки ».

Левым ухом, свободным от блютуза, услышал перезвон внутренних пружин, понял, что дальше выбирать нельзя.

– Fertig , – сказал я очень спокойно, хотя хотелось крикнуть что было мочи. – Los, Steffen .

– Zu Befehl , – так же спокойно ответил напарник.

Прежде, чем до меня долетел полицейский вой, террорист в прицеле резко повернул голову направо.

Блестящий « Кольт » сам собой оторвался от виска кассирши.

Мой палец сам собой дожал спуск.

Винтовка сама по себе грохнула и ударила мне в плечо.

Я высунулся из окна.

До сих пор, проведя на горячем подоконнике бог знает сколько времени, я не видел, происходящего на улице. Не видел даже Штеффена, хотя он находился под окном, будучи ответственным за все, что сделаю я. Я или рассматривал в тубус оптики внутренности супермаркета или, закрыв глаза, думал и разговаривал через блютуз. Возня снаружи никак не влияла на результат того, что случится внутри, не давала ничего, и я не отвлекался от своей задачи. Я слился с винтовкой, сам превратился в ее дульный срез и остальное меня не волновало.

Но теперь все было кончено.

Внизу началась мирная суета – именно мирная, а совсем не такая, какая бывает, когда за темными стеклами в любой момент могут кого-то убить.

Бойцы антитеррора в черных формах устремились внутрь магазина, секунд через десять дверь распахнулась, оттуда хлынули заложники.

Я сработал на совесть, как всегда. Точнее, сработала моя винтовка, тоже найденная на оружейном складе во Франции.

Взяв ее на плечо, я вышел из комнаты.

Полицейский, сидевший в прихожей, вопросительно взглянул снизу вверх. Я молча кивнул и шагнул на площадку.

Дверь соседней квартиры открылась, появились хозяева этой, которая смотрела окнами на супермаркет и была освобождена для моей работы. Женщина в переднике, чуть моложе спасенной кассирши, и светловолосый мальчишка посмотрели на меня внимательно. Я криво улыбнулся и погладил парня по голове. После пули, посланной в чью-то голову, прикосновение к живому оживило. Оба что-то заговорили – не ответив, я повернулся и зашагал вниз по лестнице.