Жоэль Шарбонно - Испытание

Мы с Томасом крепим рюкзаки на велосипеды, Уилл возвращается к глиссеру, и мы встречаемся на дороге. Позади нас, на самом горизонте, маячат еще две тени. Другие кандидаты? Если Уилл прав, то они могут передвигаться не на своих двоих, а значит, скоро нас догонят. Нам нельзя медлить.

Глиссер Уилла, работающий на солнечной энергии, быстроходнее наших велосипедов, но едет вровень с нами. Как это понять? Я знаю, какую скорость способны развивать сухопутные глиссеры моего отца, и уверена, что Уилл мог бы добраться до финиша за считаные часы. Возможно, он считает себя обязанным мне за то, что я помогла ему не выбыть из Испытания, но сегодня утром он спас Томаса и этим с лихвой вернул долг. Хотя сам Уилл может смотреть на это иначе, потому что, строго говоря, спас жизнь не мне. Но, как бы он ни рассуждал, я рада, что теперь мы в три пары глаз высматриваем опасность на горизонте. Уилл первым различает блеск на дороге впереди. Это натянутая проволока, которая нас повалила бы.

Мы слезаем с велосипедов и обходим эту преграду. Глиссер Уилла легко ее перелетает, и мы движемся дальше. Мы не очень торопимся, важнее не пропустить новые опасности. Томасу эта медлительность поперек горла, мне тоже, но несколько лишних часов в пути – ничто по сравнению с тем, чтобы вообще не добраться до цели.

Растения и листва вокруг все зеленее, деревья все менее скрюченные, травы – а значит, и воды – все больше. По мере приближения к финишу мы видим новые и новые признаки возрождения природы. Рука болит, но близость цели помогает превозмогать боль и усталость.

Далеко позади нас гремит взрыв, деревья качаются от взрывной волны. С северо-запада доносится стрельба, слышны крики. Все это – напоминания о том, что мы рвемся к финишу не одни и что не все опасности уже преодолены. Ночью мы по очереди заступаем на вахту, но встаем ни свет ни заря в надежде, что начинается последний день экзамена. Я часто проверяю показания своего прибора, отсчитывающего, сколько нам еще надо проехать.

Сорок пять миль.

Тридцать пять.

Двадцать пять. Мы утоляем жажду на ходу, смирившись с голодом. Насытимся после экзамена.

Когда остается всего пятнадцать миль, солнце начинает клониться к закату, по небу тянутся розовые и алые полосы. Мы не останавливаемся, щурясь на заходящее солнце и по-прежнему высматривая ловушки.

Десять миль.

Лишь по случайности я успеваю заметить металлический блеск под толстым дубом и предупреждаю Томаса и Уилла криком. В следующее мгновение раздаются автоматные очереди, пули высекают искры из асфальта перед нами, я сворачиваю влево, чтобы не попасть под очередь. Мой горе-велосипед не выдерживает этой резкой смены направления, передний колесный обод выгибается и лопается. Я шлепаюсь на дорогу и ловлю ртом воздух: падение опустошило легкие. От острой боли в руке лезут на лоб глаза. Томас выкрикивает мое имя. Стрельба возобновляется, теперь ближе, громче, страшнее. Я не осмеливаюсь дышать, не то что шевелиться.

Но надо двигаться, потому что смерть в мои планы не входит. Голоса Томаса и Уилла раздаются совсем близко, но я в ту сторону не смотрю, потому что не могу. Я налегаю на раненую руку, не обращая внимания на кошмарную боль, и тянусь к своему рюкзаку. Нащупываю револьвер. Поднимаюсь на колени и ищу глазами стрелка на другой стороне дороги.

Нашла! Ствол автомата торчит из-за дерева, стрелок готовится опять открыть огонь. Я целюсь в руку, держащую автомат, и нажимаю на курок. Крик боли – женский голос, и я довольна, что не промахнулась. Автомат и рука исчезают. Я не опускаю револьвер и готова опять спустить курок, глядя на дерево и дожидаясь, когда кандидатка снова высунется.

– Она убегает! – кричит Уилл.

Я недоуменно моргаю, до меня не сразу доходит, что произошло. Пока я ждала новой очереди, кандидатка нырнула в заросли и добралась до своего глиссера, похожего на глиссер Уилла. Видимо, она его спрятала, прежде чем засесть за деревом. Я выпускаю пулю за пулей вдогонку удаляющемуся глиссеру, но напрасно: кандидатка умчалась. Если ее не устранит кто-то другой на остающихся милях, то она сдаст экзамен и перейдет в следующий тур. Эта девушка, остановившаяся и спрятавшаяся специально для того, чтобы убить конкурентов, может поступить в Университет и попасть в число новых руководителей Соединенного Содружества. Сначала мне хочется плакать от бессилия, потом я понимаю, что единственное, что преградит ей дорогу в Университет, – приход к финишу больше двух десятков кандидатов. В этом случае есть надежда, что Испытательный комитет отберет тех, кто не пытался убивать. Чтобы попасть в это число, мы должны спешить.