Жоэль Шарбонно - Испытание

Птичье пение оповещает о близости рассвета. Я обещала Томасу разбудить его и Уилла на заре, но сейчас решаю сперва найти что-нибудь к завтраку и заодно подарить Томасу еще несколько драгоценных минут сна. Тощий, но вполне съедобный кролик, попавшийся в силки, вызывает у меня кровожадную ухмылку.

Я бреду назад к стоянке вдоль забора, глядя себе под ноги в поисках чего-нибудь съедобного. Горсть клевера и несколько диких морковок – лучше, чем ничего. Я бы поискала еще, но вынуждена довольствоваться этим. Отвернувшись от забора, я намерена вернуться к Томасу и Уиллу, но хруст сучка заставляет меня замереть. Я оглядываюсь, выхватываю револьвер и поднимаю его, думая, что меня настиг какой-то зверь. Но по другую сторону забора я вижу седого мужчину. Он улыбается мне.

Не успеваю я обрести дар речи, а мужчина перебрасывает через забор какой-то мешочек и скрывается в зарослях. Я смотрю на мешочек, боясь, что нас опять проверяют. Как быть: заглянуть в мешочек, рискуя, что произойдет взрыв, или уйти, оставив его нетронутым?

Мешочек сделан из грубого бурого материала, не похожего на ткань, из которой пошиты наши экзаменационные рюкзаки, и на все то, что было на складе Испытательного центра. Я пытаюсь проанализировать то, что только что видела. Незнакомец был в линялой, но целой одежде, кожа обожжена солнцем и обветрена, но сам он силен и ловок. Похож, скорее, на моего отца, чем на Испытателей, с которыми мне пришлось иметь дело.

Так кто же он? Один из бунтарей, о которых упоминал Майкл в доме магистрата Оуэнс? История учит, что после Войны существовали разные варианты возрождения страны. Оставшиеся в живых ломали головы, как лучше поступить: подчиниться центральной власти или допустить, чтобы каждая группа выживших свободно выбирала, как ей жить дальше. Те, кто не принял выбора большинства, действовали на свой страх и риск. Вдруг человек за забором принадлежит к тем выжившим, кто не подчиняется власти Соединенного Содружества? Если это так, то зачем ему перебрасывать мешок через забор, на территорию Соединенного Содружества?

Через несколько минут любопытство берет верх. Я подбираю мешочек, надеясь найти в нем ключ, который поможет понять, кто его хозяин. Внутри буханка хлеба, небольшой кусок белого сыра, пакетик изюма и бутылка с водой. Я открываю бутылку и нюхаю. Запах свежести и чистоты. Несколько капель химикатов подтверждают: вода пригодна для питья.

Я разглядываю дары из мешочка. Почти сказочное появление воды, которая нам так необходима, – настоящее благословение. То же самое можно сказать и о съестном. Но как поделиться всем этим с моими спутниками? Они обязательно станут выспрашивать, откуда все это взялось. Если бы мы были вдвоем с Томасом, я рассказала бы, сперва сняв с него браслет. Но Уилл не знает о подслушивающем устройстве в браслете, и мы недостаточно знакомы, чтобы я могла предсказать его реакцию на сообщение о прослушке. Вдруг он даст знать подслушивающим и лишит нас единственного преимущества? Вдруг донесет Испытателям, что мы получили помощь из-за забора? Я не могу не ужаснуться при мысли о том, какая кара может полагаться за такую помощь. Подвергнутся ли другие кандидаты наказанию в случае встречи с седым доброхотом?

Не зная, как поступить, я переливаю немного свежей воды во фляжку, а бутылку и мешочек с продуктами прячу в рюкзак. Пусть лежат, пока не придумаю, как лучше поделиться ими с друзьями. На стоянке я раздуваю огонь в костре и снимаю шкуру с кролика, занятая мыслями о седовласом и о его подношении. Кто он? Я слышала от других кандидатов, что колония Пять Озер находится в лучшем продовольственном положении, чем большинство колоний. Зачем седовласому делиться своей провизией и водой с незнакомой девушкой? Знает ли он, что я делаю за забором? Знает ли, что по гиблым равнинам ползу не я одна? Понимает ли, что это – проверка, выжить в которой суждено не всем? Кролик изжарен, я бужу своих спутников, но ответов у меня как не было, так и нет.

При виде жареного мяса Уилл приходит в бурный восторг и пускается в пляс. Он напоминает мне моего брата Хеймина в Рождество. Не это ли сходство побуждает меня доверять ему?

За завтраком никто не удивляется, откуда во фляжке вода. Мы собираемся и выступаем. Когда все сыты, я не чувствую сильной вины за то, что прячу в рюкзаке еду. Но слегка отстаю от своих спутников и не спускаю взгляда с забора – вдруг снова появится человек, поделившийся со мной снедью?