Роми Хаусманн - Милое дитя

– Сколько раз я говорил тебе, чтобы ты не лгала мне?

– Но я не лгу…

– Я сказал, молчать!

Лицо его вдруг налилось кровью, на левом виске вздулась и запульсировала вена. Я невольно покосилась на ножницы в его руке.

– Прости, – проговорила я тихо.

Он что-то проворчал, я смотрела на ножницы.

– Что тебе нужно от меня? – спросила я осторожно.

Он потянулся к раковине, и вместо ножниц в его руках появилась упаковка с краской.

– Нужно, чтобы ты была красивой, Лена.

Его слова сдетонировали в мозгу, парализовали мышление. Короткое замыкание. Пронзительный вопль, сильный толчок ему в грудь. Он ударился головой о раковину, чтоб тебя, тварь! Мое тело рванулось вперед, каким-то образом встав на ноги. Дверь всего в паре метров от меня. Я покачнулась на затекших ногах, кровь хлынула в голову, соберись , движение за спиной, дверная ручка так близко, я протянула руку, почти коснулась ее… Меня резко рвануло назад. Его рука вцепилась мне в волосы, оттянув голову, и я повалилась на спину. Кожу головы словно огнем обожгло. Я ухватилась за его предплечье и ногами искала опоры. Он ревел, я тоже.

– Неблагодарная тварь!

– Что тебе нужно от меня, ублюдок?

Он поволок меня обратно к раковине, с силой швырнул об пол. Я всхлипнула и скорчилась у его ног, тело дернулось в рвотных спазмах.

– Мир сошел с ума, Лена, – заговорил он одышливо, но при этом совершенно спокойно. – Люди позабыли о благодарности. Забыли об уважении. Обещания утратили для них всякую ценность, никто не признает обязательств. Да и кто вспомнит о важности правил, если со всех сторон вам твердят, что правила не нужны? Я не упрекаю тебя, Лена. Ты запуталась. И все-таки я должен указать тебе последствия твоего проступка.

Он выждал, чтобы слова его обрели вес. Затем я услышала, как он глубоко вздохнул, и сама инстинктивно набрала воздуха. А после закрыла глаза. Его первый удар пришелся мне по животу.

Знаешь, Лена, в тот момент я понятия не имела, о каких правилах он говорил, но уже тогда четко усвоила одно из них. Я – это ты; в противном случае меня ждет смерть. Можешь называть это рефлексом, как тебе угодно. Можешь считать меня малодушной или сумасшедшей, мне все равно. Только не удивляйся, что в первую секунду, когда полицейский спросил мое имя, я не смогла ответить иначе как:

– Лена. Мое имя Лена.

– Фамилия?

Полицейский из Кама достает блокнот и карандаш. От меня не укрылся тон его отрывистого вопроса.

Я качаю головой. У Лены нет фамилии.

– Ну, по крайней мере, вы не Лена Бек, – заключает Мюнхен и сдвигается на край стула.

Невольно касаюсь лба; шрам над бровью, кажется, горит. То ли под пристальным взглядом полицейского, то ли от пота, выступающего из каждой поры. Сложно сказать.

– Кто вы? – снова спрашивает Кам, спокойно, проговаривая каждое слово.

Кажется, в считаные секунды мой ответ оборачивается ложью, и мне сложно с этим не считаться. Возможно, у него даже есть основание, чтобы вкладывать недоверие в свой вопрос. Быть может, это и в самом деле ложь. Быть может, в этом вина не только твоего супруга, но в той же мере и моя. Куда легче убеждать себя, что все те кошмарные вещи происходили с Леной, и никак не с Ясмин.

Ясмин наслаждается жизнью где-то в этом мире. Втягивает воздух после дождя. Спорит из-за первого и последнего кусочка шоколада. Вдыхает аромат ландышей. Танцует под Дэвида Боуи и неумело подпевает. После долгой ночи киснет над своим пивом и сосиской карри с дурацким чувством, которое принимает за любовь. Невозмутимо и свободно творит глупости и добрые дела, которые и составляют эту жизнь. Глупости, которые я пыталась вспоминать, когда твой муж забирался на меня, а мне хотелось умереть.

Я смахиваю слезы с подбородка и шмыгаю носом.

Мюнхен прокашливается.

– Позвольте кое-что рассказать вам, Лена …

Рассветные сумерки высвечивают небо на горизонте. Можно даже наблюдать, как новый день подъедает ночную тьму. Часы вот-вот покажут пять. Мы по-прежнему в палате, дожидаемся Герда и Гизнера. Я стою возле окна, Карин все так же сидит на постели. Я вижу в отражении, как она болтает ногами. Голова опущена, руки лежат на коленях. Время от времени слышится тихий вздох. Я прокручиваю в голове события последнего часа и пытаюсь разобраться. Женщина, которую мы принимали за нашу пропавшую дочь, нам незнакома. На краткий миг мысли возвращаются к Герду. Этой бестолочи следует сказать спасибо за весь тот переполох. Он сгреб в кучку жалкие остатки наших надежд и со спокойной душой подпалил. Оставил нам один лишь пепел.