Евгений Сухов - Трудный отпуск

– Хесниярове, – тактично поправил меня мой друг.

– Ну, пусть Хесниярова, – согласился я с поправкой подполковника юстиции Размолова – Сути моих вопросов это не меняет…

– Не меняет, – в некоторой задумчивости произнес Евгений Николаевич. – Итак: начну по порядку… Мы единственно убеждены, что убийство бывшего председателя исполкома Хесниярова было совершено тяжелым тупым предметом. Без прочих предположений. Орудие убийства так и не было найдено. Вполне возможно, что это мог быть обух топора, обрезок трубы или, скажем, молоток…

– Второе убийство тоже совершено тяжелым тупым предметом? – решил я забежать вперед.

– Так точно, – по-военному ответил подполковник юстиции Размолов. – Раны идентичны первому убийству и по заключению медиков, нанесены одним и тем же или аналогичным предметом.

– Металлизация ран выявлена? – спросил я. – Наличие металла в ране, может какие-то осколки или его частички. А если оно присутствует, тогда какое его качество?

– Ну, знаешь, Макс, – посмотрел на меня с некоторой укоризной мой старый друг. – Это там у вас в столицах сделать подобный электрографический или гальванографический анализ все равно, что два пальца об асфальт. А у нас нет ни помещений под все эти процедуры, ни специалистов соответствующей квалификации, ни нужного оборудования и инструментария. Да и не всегда при подобных поранениях в ранах остаются на коже или в теле частички металла, которые можно вот так взять и обнаружить…

В словах Евгения Николаевича имелся свой довод, поэтому я решил оставить эту тему:

– Хорошо, продолжай.

– Дверной замок входной двери в квартиру не имеет никаких повреждений, стало быть, он не взламывался. На его поверхности отсутствуют также и царапины, указывающих на то, что замок открывался не родным ключом. Из этого можно сделать вывод, что отмычкой замок тоже не вскрывался. Получается, что своему убийце пенсионер Хеснияров открыл дверь самостоятельно и никак иначе.

– То есть, жертва была хороша знакома со своим убийцей, – с едва заметной вопросительной интонацией спросил я.

– Зная характер Зиннура Мансуровича, а человек он был очень непростой, даже где-то недоверчивый, скорее всего – да, – довольно уверенно произнес Размолов.

– А что у не был за характер? Можно поподробнее? – посмотрел я на старого друга, поскольку не сомневался, что он владеет и этой информацией.

– Давай перед этим я сначала отвечу на другие интересующие тебя вопросы, – предложил Евгений Николаевич. И, не дожидаясь моего согласия, продолжил: – Значит, так: касательно предумышленного или непредумышленного убийства… Следствие не располагает какими-либо данными, проясняющими этот вопрос. Криминалист тоже не может ответить на этот вопрос, – нет пока никаких зацепок. Может, если ты, конечно, возьмешься нам помочь, – тут Размолов сделал небольшую паузу (словно ожидал моего «конечно помогу», однако я скромно промолчал) – тебе удастся разрешить этот вопрос… Время убийства определено более или менее точно – от десяти до одиннадцати часов вечера. Касательно свидетелей… Таковых не имеется, несмотря на поквартирный обход, совершенный и нашими операми, и участковым уполномоченным. Никто из жильцов дома не видел постороннего мужчину или женщину, входящих в подъезд в указанное время и выходящих из подъезда.

– А если ли камеры, выходящие на подъезд дома, где проживал убитый?

– К сожалению, таких камер не имеется. Так что и тут зацепиться не за что. Соседи Хесниярова по лестничной площадке и по подъезду тоже ничего не видели и не слышали.

– Может они просто не хотят связываться с полицией и поэтому молчат? – предположил я.

– Не похоже на них, – не согласился Евгений. – Люди уже в возрасте, живут в этом доме давно, все прекрасно знают друг друга. Искренне хотели помочь следствию.

– А дом какой постройки, сталинской?

– В том-то и оно, что сталинской. Стены толстые, кирпичи первосортные, здание построено добротно, сейчас так не делают. Это не новые здания – панельные или кирпичные, где слышно, как соседи писают в унитаз, поют песни под душем или занимаются любовью. Ну, и последнее: в квартире бывшего председателя исполкома ничего не пропало. Это подтвердила соседка по лестничной площадке Руфия Немедзянова, которая время от времени приходила убираться в квартире Зиннура Мансуровича. Он ведь жил один. И был не очень здоров…

– А что такое? – поинтересовался я.

– Силлогомания. Страсть к собиранию вещей или патологическое накопительство. Кстати, по православным традициям оно считается грехом, – пояснил мне старый друг. –Рука не поднимается что-либо выбросить, и многое, найденное на улице и даже на помойках, кажется нужным и способным пригодиться. Все найденное или полученное каким-то иным способом несется домой, складируется и остается лежать навечно, так ни разу и не пригодившись.