Алекс Лоренц - Старик

Теперь мне стало понятно. Я был классным руководителем Витьки Михайлова в начале восьмидесятых. Хороший парень, способный. Да, точно, он в школу милиции тогда поступил после десятого класса. Сто лет его не видал. Интересно, узнал меня или нет?

– Здравствуйте, уважаемые педагоги, – начал Витька. – Как вы знаете, вчера с ученицей вашей школы произошла трагедия…

Он взялся разглагольствовать о необходимости внимательного и трепетного отношения к подросткам – в общем, о банальщине. Как будто тут идиоты сидят и без него не знают, как работать. Ничего конкретного не сообщил, зато для галочки якобы провел разъяснительную работу с педагогическим коллективом. Начальники – директор, Птеродактиль и еще какие-то морды – многозначительно кивали.

Бессмысленное действо продолжалось с четверть часа. К концу я стал клевать носом. Не люблю сидеть без дела. Быстро впадаю в старческий анабиоз.

Когда все закончилось, учителя сорвались с мест и рассосались по классам. Я остался у двери в зал совещаний. Ждать пришлось долго. Видимо, директор и его помощники отчаянно пытались добиться расположения важного чина.

Наконец, они вышли. Птеродактиль хотела было потребовать с меня объяснений, почему я до сих пор не в кабинете, ведь у меня через несколько минут начнется урок. Но я ее опередил.

– Витя, – вкрадчиво позвал я. Михайлов обернулся. В глазах недоумение. – Ну что, дорогой, не узнаешь?

Он сощурился, и его лицо озарила улыбка.

– Анатолий Васильевич!

– Собственной персоной, – раскланялся я.

Витька бросился обниматься, чем поверг мое лебезящее начальство в растерянность: важный чиновник вмиг о них забыл, словно их и не существовало в природе.

– Не думал, что вы еще работаете, Анатоль Васильевич.

– Да ладно уж, выкладывай как есть. Ты, поди, думал, что я уже и не жилец. – Я рассмеялся собственной шутке.

Начальство выстроилось в шеренгу позади Виктора.

– До выхода сам доберусь, всего доброго, – небрежно бросил он через плечо.

Пробормотав что-то невнятное, они удалились понурым спотыкающимся табуном.

– Рад вас видеть.

– Взаимно. Как так получилось, что ты не знал фамилий учителей убитой девочки?

– Не успел толком ознакомиться с делом. В запарке. Серия изнасилований в области, расчлененка, несколько коррупционных скандалов…

– Торопишься? – спросил я.

– Не прочь поболтать пару минут, – уклончиво ответил он.

– Тогда присядем.

Мы прошли в большой зал, примыкающий к коридору, уселись на спаянные сиденья.

– Ну, рассказывайте, – потребовал Витька.

– А что рассказывать, – ответил я. – Доживаю потихоньку свой век, но на пенсию пока уходить не готов.

– Выглядите неплохо для своего возраста, – польстил он.

– Спасибо. Слушай, – повернул я разговор в нужное мне русло, – что там с этой девочкой произошло? Нет, про то, что ей отрезали голову и надругались, я знаю. Это ведь ее отец?

Бывший ученик с подозрением покосился.

– А почему вы спрашиваете?

– Мне все мои воспитанники дороги, ты же знаешь, – соврал я.

– Да-а-а-а-а-а-а, помню наши походы с палатками… – пустился он в воспоминания и замолчал, мечтательно уставившись в пустоту.

Я тоже хорошо – слишком хорошо – помню те походы. Слава всевышнему, было их всего два. В третьем без жертв не обошлось бы. Если бы черти сами себя не угробили, то я бы точно взял свое охотничье ружье и многих с наслаждением перестрелял.

– И я помню. – Я ухватился за невзначай поднятую Витькой тему и принялся ее раскручивать. – Весна, девятый класс. Вы своей компашкой тайком напились в зюзю. Степка Хорошев чуть не помер, еле откачали. – На моем лице ни тени улыбки.

Витька потупил взгляд, его лицо залилось краской.

– А Маринка Трушина пьяная едва не утонула в пруду, хотя воды там было всего-то по колено, – продолжал атаковать я.

– Да она дура просто – вот и все! – Из уважаемого чина с сединами Витька, казалось, вмиг превратился в того вихрастого мальчишку, который вечно всем возмущался. – Ей говорили: не лезь, вода ледяная. А она…

– Вот не надо! – оборвал его я. – Не надо! Это я говорил: не лезь. А вы все втихаря подначивали: пошли купаться, пошли купаться. Слушать надо, что старшие вам говорят. А еще комсомольцы! Вы ее мало того что обесчестили в палатке ночью… Ее и еще троих… Устроили, простите… как это называется… блядство форменное – вот! Уж давай говорить как мужик с мужиком!

Собственно, после того похода весь оставшийся полный учебный год я под разными благовидными предлогами спускал на тормозах любые инициативы выездных мероприятий.