Как будто она думала – достаточно ли это эмоционально для неё.
Ему показалось, что эта девушка в тот момент действительно разделяет его чувства и эмоции. Неужели она могла понять?
После секса он ненадолго задержался за ней понаблюдать. Тогда она, конечно, поступила предсказуемо, но этому не стоило придавать значения: она была напугана, как и все другие. Любые адекватные физиологические реакции на определённые ситуации у каждого человека стандартны, и даже она здесь не могла стать исключением. Различия лишь в существовании своего личного порога.
Поэтому он решил дать ей время придти в себя, перед тем, как он придёт ещё.
После того как он, переодевшись, изучил и полностью прочитал небольшой рассказ, вместившийся на трёх бумажных листах формата А4, согнутых пополам, он понял: новая гостья совершенно точно могла бы его понять.
И всё же имелась в ней непонятная тайна. Внешне она была хрупким белокурым созданием, нежным воздушным цветком, сотканным из света. Эти насмерть испуганные васильковые глазки на бледном, блестевшем от прозрачных слёз лице.
У такого чистого, тонкого и красивого создания никак не могли быть подобные мысли .
Он, как никто другой, знал, что внешность бывает обманчивой. Но чтобы она так существенно разнилась с содержанием?
Кто же она такая?
Ему было интересно, что она может ещё. Что из себя представляет.
Один раз ему вдруг почудилось, что она уже не дышит – и тогда подошёл к ней вплотную, чтобы убедиться в том, что она просто спит. Он разглядывал её, пытаясь понять, что же кроется за внешней оболочкой. Он изучал её, наблюдая в замочную скважину. Смотрел, как она двигается. Даже порывистые движения у неё получалось делать с каким-то особым шармом. Тем утром, ранее, он угостил её своим любимым блюдом, чтобы посмотреть, как она к этому отнесётся. Может, она тоже любит тушёную капусту?
Есть она почему-то не стала, зато неожиданно для него вдруг глянула в замочную скважину. Он не смог сдержать смеха, когда девчонка, поняв, на что смотрит – взвизгнула, подпрыгнула и смешно упала на пол.
Как же и в этом их мысли совпали.
Теперь он хотел от неё только одного – раскрыть внутреннюю суть. Понять, откуда у неё в голове появляются такие идеи. Понять её квинтэссенцию.
Но прямо пойти с ней на контакт было для него невозможно. Она бы сама не захотела.
Втайне он надеялся, что пленница сама обратится к нему. Он помнил, что она делала это только тогда, в подвале. Её голос – сопрано старинной скрипки…
Но тогда он не собирался ей отвечать. Ведь это было до того, как…
А теперь его заточенная игнорировала его. Что вызывало у него недоумение – она ни разу не пробовала просить о пощаде. Многие так и делали. Обычно сразу после того, как в подвале он убирал им со рта клейкую ленту. Эти бесполезные фальшивые визги в режиме ультразвука скребли, как по металлу, и вызывали у него приступы головной боли. Но оставлять их с заклеенным ртом было нельзя. Эстетике подлинной, индивидуальной красоты и голосу, натуральному проводнику истинных, прямых, настоящих эмоций, не должны мешать никакие внешние помехи. Если бы он мог позволить, он бы не связывал их. Верёвки тоже были искусственными и относились к числу помех, но проводить свои ритуалы без фиксации тел испытываемых было бы сильно затруднительно; так что с ними он давно смирился – настолько, что порою, они казались ему логическим продолжением живого организма. Но скотч портил вид лица . Это было недопустимо.
То, что она не умоляла её отпустить, снова говорило о том, что она его понимала.
Он сомневался, что она попросит об этом вообще.
Но может, чувство голода сделает её более разговорчивой? Неужели она предпочтёт, чтобы её желудок сожрал себя изнутри, вместо того, чтобы просить у него еду?
Почему-то он, вопреки здравому смыслу, начал думать, что она поступит именно так. Она ведь не была как все.
Она даже дерзко отвергла его блюдо. Она не хотела играть по его правилам.
Непокорная… Что с ней делать?
Обычно за это он убивал. Однажды девушка, сопротивляясь, сильно ударила его несколько раз сумкой по голове. Когда она оказалась у него, он по очереди сжёг каждую её конечность. Она умерла, только когда гореть начало её туловище.
Как бы то ни было, он отлично понимал неизбежную и окончательную, как обнаженная кость, истину: как бы ему ни хотелось, он не сможет начать с ней разговор. И её придётся убить. Как бы ему ни мешал интерес. Как бы его ни завораживала непонятная загадка её сходства с ним, которой суждено остаться неразгаданной.
Читать дальше