Маркос Чикот - Убить Пифагора

Наклонился вперед и вгляделся пристальнее.

Когда он снова заговорил, голос его звучал строже.

– Десятка, как вы знаете, символизирует полное завершение цикла.

Произнеся последние слова, он посмотрел на Клеоменида, ученика, сидящего справа от него. Тот сглотнул слюну, сдерживая прилив гордости. Было очевидно, что Пифагор говорил о своем уходе и о том, кто его сменит. Пятидесятишестилетний Клеоменид знал, что он один из главных кандидатов в преемники. Замечательный математик, хотя, возможно, и не самый блестящий, выделялся прежде всего неукоснительным соблюдением строгих моральных правил братства. А также и своим политическим весом, поскольку происходил из известного аристократического семейства Кротона и умело вмешивался в дела правительства.

Лицо Пифагора смягчилось, казалось, он вот-вот улыбнется. Клеоменид был главным кандидатом, однако с принятием окончательного решения Пифагор не спешил. Прежде следовало проанализировать поведение всех учеников, когда они узнают, что решается вопрос о преемственности. Выбор кандидата мог затянуться на несколько месяцев, однако сейчас ему хотелось увидеть их первую реакцию, самую показательную.

Он перевел взгляд на Эвандра, чье лицо выражало искренность и простодушие. Один из самых молодых членов его внутреннего круга в свои сорок пять. Отец его был купцом из Тарента и регулярно наведывался в Кротон. Эвандр, второй сын, много помогал отцу, чтобы научиться управлять делом; но однажды, двадцать пять лет назад, он услышал речи Пифагора и сразу же решил присоединиться к братству. Отец отправился к философу, чтобы выразить свое возмущение. Через полчаса он покинул общину, счастливый тем, что оставил с этими людьми своего сына, а впоследствии тоже принял посвящение и, пока жизнь его не угасла, регулярно посещал общину.

Крепкий и энергичный Эвандр оставался таким же преданным, как и в тот первый день. Сохранял он и природную импульсивность, изрядно смягченную постигнутой мудростью.

«Для достижения полного самообладания ему потребуется еще несколько лет практики», – размышлял Пифагор.

Десять точек содержал в себе тетрактис, десять мраморных статуй созерцали учителя и учеников. У ног богини Гестии [4] Богиня не только домашнего очага, как указано далее, но и, в широком смысле, правильного устройства общежития где бы то ни было – в семье, общине, государстве. , стоявшей позади Пифагора, горел священный огонь, который никогда не угасал. Гестия образовала идеальный круг вместе с девятью другими статуями, изображавшими девять муз, которым было посвящено святилище – Храм Муз.

Напротив Пифагора, заслоняя музу Каллиопу и глядя на своего учителя со сдержанным почтением, сидел Гиппокреонт. Возраст в шестьдесят два года делал его самым старшим учеником высшей степени посвящения. Уроженец Кротона, он с ранней юности отошел от главных занятий своей семьи, политики и торговли, чтобы посвятить себя философии. Отшельник по призванию, он почти не покидал общину, в редкие же случаи, когда ему приходилось выходить за ее пределы, использовал свою особую харизму для достижения выгодных преобразований. Связи его семьи были очень важны для братства. Трое братьев Гиппокреонта входили в Совет Трехсот – высший руководящий орган Кротона – и также были посвящены в пифагорейство. Время от времени они наведывались в общину и соблюдали многие ее заповеди, а также управляли городом вместе с другими пифагорейскими представителями.

«Гиппокреонт, если бы твоя натура не чуралась политики, как кошка воды, ты мог бы стать главным кандидатом», – подумал Пифагор.

С годами пифагорейское движение могло превратиться в империю. И это была бы первая философско-этическая империя за всю историю. Вождем ее должен был стать человек, обладающий большими политическими способностями.

Собираясь перейти к следующему кандидату, Пифагор вынужден был остановиться. Он склонился к тетрактису и закрыл глаза. Странное ощущение прокатилось по спине и рукам, вздыбив волоски на коже. Он задержал поток мыслей, чтобы предзнаменование обрело более четкую форму. Но перед ним явилась все та же густая тьма, что и в прошлый раз. Некоторое время он всматривался в нее, пытаясь различить что-то еще, но в конце концов отказался от своих усилий. Полностью пришел в себя и поднял глаза.

Сидевший спиной к великолепным статуям муз Полигимнии и Мельпомены, Орест смущенно потупился, встретив пронзительный взгляд учителя.