Сергей Барботько - Игры с разумом

Капли продолжали монотонно бить по стеклу и подоконнику.

«Теперь уже точно ничего не будет. Ни дома, ни семьи. Жалко родителей – не получится внуков понянчить».

«Бесполезно! Что толку теперь об этом думать? Мучиться, бояться и ждать. Надо эти мысли просто игнорировать».

Дверь в палату открылась, и послышались слегка шаркающие шаги.

Ага, вот и утренняя уборка. Нянечка, как всегда не спеша, зашла в палату, толкая тележку.

«Здравствуйте, баба Катя», – мысленно поздоровался с ней Михаил.

Баба Катя прошлась по палате, наводя везде порядок и чистоту, как будто следуя стандартному ритуалу. Потом подошла к его кровати, постояла в тишине с минуту, видимо, внимательно его рассматривая, и присела на край. Она положила руку ему на лоб. Кожа на пальцах у бабы Кати была жёсткая, местами шершавая. На кончиках пальцев застыл, как в мраморе, её нелёгкий трудовой путь. В нос пахнуло смесью хлорки, чистого белья и каких-то трав.

Просидев так, казалось, вечность, она наконец произнесла:

– Что же ты, сынок, не движешься? Надо показать им. Аль не слышишь ты совсем?

«Слышу, баба Катя, слышу, вот только сделать ничего не могу, как ни пробовал».

– Знаю – слышишь… – с нежностью сказала она.

«Врач бы это ещё узнал».

– Главный ихний доктор приходил, спрашивал всё… Злыдень какой-то. Ежели не будешь двигаться, ничего супротив него не сделаешь, так порушишь всю свою жизнь, а жить тебе ещё долго писано.

Баба Катя положила его руку себе на ладонь.

– Дай знак, что слышишь. Из тебя же хотят сердце вынуть. Сейчас всё зависит от тебя. Только от тебя.

Михаил изо всех сил попытался пошевелить хотя бы пальцем, но тело оставалось глухо к командам. Неожиданно в мыслях оформилась картинка операционной комнаты, заставленной кучей оборудования, окутанный проводами и трубками операционный стол, вокруг которого, склонившись, стояли люди в стерильных костюмах, масках и шапочках. Михаил не видел своего лица, но знал, что на столе лежит именно он. Он физически ощутил, как хирургический инструмент звякнул холодным металлическим звуком. Михаила накрыла волна жара.

Баба Катя провела рукой ему по лбу.

– Вспотел. Молодец, Миша, молодец, – радостно сказала она. – Сейчас я доктора позову.

Она спешно вышла из палаты.

Минут через десять в коридоре раздались шаги, и дверь в палату открылась.

– …просто результат функционирования организма, сколько можно вам повторять, – сказал Григорий Владимирович, заходя в палату. – Мы же искусственно поддерживаем его жизнедеятельность. Мы уже провели все необходимые тесты при поступлении, и они не показали никакой активности мозга.

– Это ж не просто так, это ж он мне ответил, – не сдавалась баба Катя. – Услышал он меня.

Григорий Владимирович подошёл к Михаилу, приоткрыл ему веко, и в глаз, как из прожектора, ударил свет. Расширенный зрачок жадно впитывал лучи, как путник, прильнувший к роднику после дней блуждания в пустыне. Голова нестерпимо заболела.

– Видите – никакой реакции.

Врач отошёл на шаг от Михаила, и в палате наступила тишина.

– Ну хорошо, проведём тесты ещё раз, – сдался наконец Григорий Владимирович. – Теперь я могу идти? Люди всё-таки ждут.

– Доброе дело делаете, – ласково ответила санитарка.

«Спасибо вам, баба Катя!»

Повторные тесты должны показать активность – мозг работает, выделяет энергию. Они не могут этого не заметить. Не могут.

Вот и ещё одно утро настало.

В окно светили первые предрассветные лучи. Как было бы здорово на них посмотреть!

Послышались голоса, и в палату вкатили нечто, по звуку напоминающее каталку.

Сняв рубашку, чем-то обильно намазали оголившуюся грудь. Холодный прибор легко проскользил по коже, потом ещё и ещё раз. Бритва? Да, бреют грудь. Видимо, так надо для тестов. И это правильно – пусть хоть все волосы с тела сбреют, если это улучшит результаты.

Хотя как-то странно: зачем тест на груди? Чтобы проверить сердце? Но пульс и так прощупывается. Голову проверять надо, не сердце…

«Подожди, а что там этот специалист про моё сердце спрашивал? Нет, не может быть! Что, уже? Как же так?»

Не сильно церемонясь, его перенесли на каталку, переключили системы жизнеобеспечения и вывезли из палаты.

Лёгкие толчки от каждой неровности на пути, проносящиеся мимо голоса, смешавшиеся запахи лекарств, хлорки и людей, тонких ароматов изысканных духов и выхлопных газов – и снова резкая волна уже цветочных духов. Перед глазами мелькал свет, льющийся с проплывающих над головой ламп.