Марго Эрванд - Триггер

– Никуда не уходите, я сейчас вернусь! – командует детектив, приковывая меня взглядом.

Внезапная неконтролируемая паника сковывает моё тело, пока я безропотно наблюдаю, как он, мрачной глыбой поднимаясь со стула, выходит за дверь.

***

Металлические жалюзи болтаются на двери, приковывая внимание. С каждым глухим ударом об стекло я чувствую, как в моё тело возвращаются жизненные соки. Дыхание становится ровным, сердечный ритм перестаёт стучать в ушах. Но уже через несколько минут, когда детектив Ферт возвращается в комнату, меня вновь начинает трясти.

– Присядьте, это не займёт много времени, – говорит он, тяжело опускаясь на своё место.

Неуверенно отодвигаю стул, сажусь напротив него, наблюдая за тем, как он распахивает на столе тонкую чёрную папку. В ней с десяток каких-то бумаг, похожих на ксерокопии. Я напряжённо сглатываю, больно кусая себя за щёку изнутри.

– Восемнадцатого августа вы попали аварию, в результате которой получили серьёзную черепно-мозговую травму. В своих показаниях дорожному инспектору, который допрашивал вас в больнице, вы сообщили, что ничего не помните об этом инциденте. Такой же версии вы придерживались и позже в суде второго сентября, где также утверждали, что память к вам не вернулась. Результатом слушания тогда стал штраф, – чеканит детектив. – И по-вашему, судья вынес неверное решение, однако он основывался на фактах. Ваша авария стала четвёртой за последние пару лет на этом же участке дороги. Поэтому показания свидетеля о внедорожнике ничего бы не изменили.

Неожиданно он поднимает на меня глаза, и я чувствую, как мои губы разъезжаются в неконтролируемой нервной улыбке.

– Согласно медицинской карте, вы всё ещё находитесь под наблюдением доктора Дюбуа, который пытается с помощью медикаментов вернуть вам память, – продолжает детектив, переворачивая страницу. – Вместе с этим нам известно, что двадцать третьего мая у вас было другое судебное разбирательство, результатом которого стал судебный запрет на приближение к некой Бритни Мур, а также принудительная терапия у психотерапевта.

Он переплетает толстые пальцы в замок и тяжёлой гирей опускает их на бумаги. Чтение моей постыдной биографии, похоже, подошло к концу. И я внезапно ощущаю на себе его хищный недобрый взгляд.

– Повторю свой вопрос, когда и где вы видели Зоуи Мейер?

– Я бы рада назвать вам точный адрес, но я не помню. Я не знаю, куда и зачем ездила в тот вечер. Я не помню ничего конкретного! Но я точно видела её живой! Вам нужно по новой опросить Гарри Джейна, это мужчина, который спас меня, ведь он свидетель. Он видел красный внедорожник, а может быть, он видел и что-то ещё…

– А зачем вы звонили в службу спасения? – ровным голосом спрашивает детектив Ферт.

– Я?

– Да, в 22:03 с вашего телефона поступил звонок в 911.

В подтверждение своим словам он включает запись на мобильном, и я слышу свой голос, пропитанный ужасом.

– Помогите, помогите!

– Что у вас случилось? Я вас слушаю! – говорит диспетчер, но ответа не следует.

– Откуда вы это взяли?

– Это запись приложена к вашему делу об аварии, случившейся восемнадцатого августа.

Я отчаянно мотаю головой. Эмоции накрывают меня с головой. Детектив Ферт сковырнул рану, содрал корку, и я чувствую нарастающее давление внутри. Воспоминания, как бурный поток раскалённой лавы, хлынули на меня.

Мне десять лет и в начале учебного года я всегда особенно уязвима. Лето я провожу у бабушки с дедушкой, они единственные любят и заботятся обо мне. В их красивом доме в Малибу я забываю обо всём. Но с первым днём сентября в моей жизни неумолимо бьют куранты, превращая карету в тыкву, а меня… Я снова становлюсь собой – замкнутым, бесхозным ребёнком, которого непросто понять, но легко обидеть. В первый же день я получаю выговор от учителя по литературе. Красными чернилами она чиркает мою тетрадь, яростно настаивая на встрече с родителями. Все знают, что у меня только мать, но это не мешает им при каждом удобном случае тыкать в меня словом «родители». В такие минуты я чувствую себя ущербной. Слёзы душат меня, но я держусь, бывает, даже огрызаюсь. Но в этот раз я молчу: я прекрасно знаю, что ждёт меня дома, и это страшит меня куда больше очередной порции насмешек одноклассников. Они – жалкая стая стервятников в сравнении с мамой.

Пить она начала ещё вчера, а потому встречает меня мятое, лохматое и ужасно пахучее существо, шатко балансирующее на тощих ногах, торчащих из-под длинной майки. Она выпускает в меня клубы белого дыма. От фирменного запаха травки меня начинает тошнить, но я пытаюсь ответить ей улыбкой. Я всё ещё надеюсь, что она не попросит показать тетради, изображая из себя заботливую мать.