Робин Кук - Кома

Мери Абруцци вернулась с эндотрахеальной трубкой.

– Мери, ты прелесть, – заметил Гудмен, проверяя все ли готово. – Ну, я думаю, можно начинать. Подавайте больного.

– С удовольствием. А то я не доберусь до своего обеда, пока мы не кончим. – И Мери снова исчезла.

Так как Берман не имел никаких противопоказаний, Гудмен решил избрать нейролептоанальгезию. Он знал, что Спаллеку все равно, как и большинству хирургов-ортопедов. "Только усыпите его поглубже, чтобы я смог наложить этот проклятый жгут. Это все, что мне нужно" – был обычный ответ на вопрос, какой анестетик они предпочитают.

При нейролептоанальгезии больному вводится мощный транквилизатор-нейролептик и сильный анальгетик. Оба они обладают и быстро проходящим снотворным эффектом. Доктор Гудмен обычно пользовался дроперидолом и фентанилом, затем больному вводили пентотал, а наркоз поддерживали закисью азота и добавочными дозами равных объемов фентанила и дроперидола. Кроме того, для полного паралича скелетных мышц использовался яд кураре. При этом за больным было необходимо все время наблюдать, но доктор Гудмен с удовольствием выполнял все это, так как время для него при этом шло быстрее.

Санитар открыл двери для каталки, которую толкала Мери Абруцци.

– Ваш ребеночек спеленут, доктор Гудмен. Он крепко спит, – прокомментировала Мери. Она опустила перильца каталки.

– Ну же, мистер Берман. Пора перебираться на стол, – Мери слегка потрясла Бермана за плечо. Он чуть приоткрыл глаза. – Помогите нам, мистер Берман.

С некоторым трудом Мери и санитар переложили Бермана на стол. Он почмокал губами, перевернулся на бок и натянул простыню до шеи; похоже было, что ему кажется, что он дома в собственной постели.

– Отлично, Рип Ван Винкль, теперь на спинку, – Мери перевернула Бермана на спину и вытянула его правую руку вдоль тела.

Берман спал, полностью отключившись от суеты вокруг себя. На его правое бедро надели манжету пневматического жгута. Правую его пятку закрепили на металлическом стояке в изножье стола так, чтобы вся нога оказалась приподнятой. Тед Колберт, ассистент, начал готовить операционное поле, обрабатывая колено Бермана спиртом.

Доктор Гудмен занялся своим делом. Время было 12.20. Давление у пациента было 110/75, пульс – 72 удара в минуту, ровный. Хотя с широким катетером манипулировать было неудобно, капельницу доктор поставил меньше чем за шестьдесят секунд.

Мери Абруцци установила электроды кардиомонитора, и вся комната наполнилась негромким монотонным попискиванием.

Вооружась полностью готовым аппаратом для анестезии, доктор Гудмен прикрепил шприц к капельнице.

– Ну, мистер Берман, я хочу, чтобы вы расслабились, – сострил Гудмен, улыбаясь Мери Абруцци.

– Если он еще больше расслабится, то просто растечется по столу, – засмеялась Мери.

Гудмен ввел в капельницу шесть кубиков инновара, того же сочетания фентанила и дроперидола, которое было использовано для премедикации. Затем он проверил роговичный рефлекс и отметил, что Берман уже находится в глубоком сне. Поэтому доктор Гудмен решил, что пентотал не понадобится. Вместо этого он начал подавать смесь закиси азота и кислорода, наложив на лицо Бермана черную резиновую маску. Давление было 105/75, пульс 62, ровный. Доктор Гудмен ввел в капельницу еще 0,4 миллилитра альфа-тубокурарина, препарата, которым современная цивилизация обязана диким племенам из амазонских джунглей. По телу Бермана прошла волна мышечных подергиваний, затем мускулатура полностью расслабилась, а самостоятельное дыхание прекратилось. Доктор Гудмен тут же выполнил интубацию и наполнил легкие Бермана газовой смесью из вентиляционного мешка, прослушав при этом дыхание в обоих легких. Они вентилировались полностью и симметрично.

Пока налаживали пневматический жгут, в операционную влетел доктор Спаллек, и операция началась. Доктор Спаллек одним разрезом вошел в полость сустава.

– Вуаля! – воскликнул он, держа скальпель на весу и наклоняя голову, чтобы рассмотреть результат своей деятельности. – А теперь легкое касание резца Микеланджело.

Глаза Пенни О'Рили скосились в ответ на театральную реплику доктора Спаллека. Пряча улыбку, она подала ему скальпель для менисков.

– Боже, благослови мой клинок, – произнес доктор Спаллек, отводя скальпель от струи раствора, которым ассистент промывал из груши операционное поле.

Скальпель погрузился в сустав, и несколько мгновений доктор Спаллек копался в ране вслепую, полагаясь только на осязание и подняв лицо к потолку. Послышался слабый скрежещущий звук, а затем щелчок.