Робин Кук: Кома

– Ким, будь так добр, вызови мне скорую.

– Что-то случилось? – торопливо спросил Ким.

– У меня сильное кровотечение, – спокойно сказала Нэнси, – но беспокоиться не о чем. Я думаю, слишком сильные месячные, но правильнее было бы поехать в больницу. Вызови, пожалуйста, скорую.

Поездка на скорой была обычная, без сирены и какой-либо спешки. В приемной она ждала дольше, чем предполагала. Когда появился доктор Мейджор, Нэнси впервые почувствовала радость. Доктор Мейджор, его лицо, манеры и даже запах ассоциировались у Нэнси с ненавистной процедурой осмотра, но, увидев его в приемной, она обрадовалась до слез.

Гинекологический осмотр в приемном покое был самым ужасным воспоминанием. Только бумажная колышущаяся занавеска охраняла ее израненное чувство собственного достоинства от множества людей в приемной. Каждые несколько минут ей измеряли кровяное давление. Давление все падало. Нэнси переоделась в короткую больничную рубаху. Иногда занавеска отходила, Нэнси оказывалась лицом к лицу с людьми в белых халатах, детьми с порезами и усталыми стариками. Тут же рядом лежало открытое всем любопытным взорам подкладное судно, наполненное темно-красными сгустками ее крови. И в это же время доктор Мейджор находился внизу между ее ног, прощупывая ее и одновременно беседуя с медсестрой о каком-то другом больном. Нэнси сжала веки и мысленно застонала.

Но весь этот ужас кончился быстро, как и обещал доктор Мейджор. Доктор детально объяснил Нэнси расположение ее матки, изменения, происходящие в матке во время нормального менструального цикла и при болезнях. В объяснении было что-то о кровеносных сосудах, о выходе яйцеклетки из яичников. Из этого всего доктор доказывал ей, что для лечения Нэнси необходимо сделать выскабливание полости матки. Нэнси согласилась, не задавая никаких вопросов, только просила не сообщать ничего родителям. Она хотела поставить их потом перед свершившимся фактом. Она была уверена, что ее мать первым делом подумает об аборте.

И сейчас Нэнси упорно смотрела на большую лампу над операционным столом. Единственная мысль, которая делала ее чуть-чуть счастливей, была мысль о том, что этот проклятый кошмар закончится через час, и ее жизнь вернется в нормальное русло. Вся суета в операционной была настолько чужда ей, что она старалась не смотреть ни на что, кроме этой лампы.

– Вам удобно? – Нэнси взглянула направо. Глубокие карие глаза между хирургической маской и шапочкой внимательно наблюдали за ней. Глория Д'Матео обернула правую руку Нэнси салфеткой и продолжила иммобилизировать ее.

"Да", – ответила Нэнси с некоторой отчужденностью. В этот момент она чувствовала себя адски неудобно. Операционный стол был жесткий, как дешевые кухонные столы фирмы Формика. Но фенерган и демерол, которые ей ввели перед операцией, уже начали свою работу в глубине ее мозга. Нэнси была в гораздо более ясном сознании, чем ей хотелось бы, но в то же время она начала ощущать свою отстраненность от окружающего. Атропин также начал оказывать свое действие, делая горло и рот сухими, а слюну вязкой.

Доктор Роберт Биллинг был целиком поглощен своим аппаратом для анестезии, который представлял собой клубок стальных трубок, вертикальных манометров и нескольких разноцветных цилиндров со сжатыми газами. Коричневый баллон с галотаном был водружен сверху аппарата. Этикетка на нем гласила "2-бромо-2-хлоро-1,1,1,-трифторэтан" (C2HBrClP3). Это был почти превосходный анестетик. "Почти", так как время от времени появлялись сообщения, что он оказывает разрушающее воздействие на печень пациента. Но такое происходило редко, и положительные качества галотана затмевали его потенциальный вред. Доктор Биллинг был без ума от этого препарата. В его воображении рисовались картины, он видел себя разрабатывающим галотановый наркоз, представляющим его медицинской сообществу в передовой статье в "Медицинском журнале Новой Англии", и, наконец, получающим Нобелевскую премию в том самом смокинге, в котором он женился.

Доктор Биллинг был чертовски хорошим ординатором-анестезиологом, и он знал об этом. Он даже думал, что почти все признавали это. Он был убежден, что знает анестезиологию... И он был осторожен, очень осторожен. В его практике не встречалось серьезных осложнений, что действительно было редкостью.

Как у пилота Боинга 747, у него был контрольный лист анестезии, в котором он с фанатическим пылом регистрировал каждый этап процедуры наркоза. Он сделал тысячу ксерокопий этого контрольного листа, и приносил его к началу каждой операции вместе с остальным оборудованием. К 7.15 анестезиолог как раз находился на двенадцатом этапе, который включал в себя прикрепление жесткой резиновой трубки к аппарату. Один конец ее подключался к вентиляционному мешку емкостью четыре-пять литров, который позволял анестезиологу наполнять легкие пациента на всем протяжении операции. Другой конец трубки был подсоединен к емкости с натронной известью, которая предназначалась для поглощения выдыхаемой больным углекислоты. Этап номер тринадцать заключался в проверке вентилей на трубках, подводящих газовые смеси к больному, и установке их в крайнее правое положение. На четырнадцатом этапе аппарат для анестезии подключался к кранам, вмонтированным в стену операционной и подводящим сжатый воздух, закись азота и кислород. К аппарату прикреплялись и автономные баллоны с кислородом, предназначенные для чрезвычайных ситуаций. Доктор проверил давление в обоих баллонах, они были заполнены полностью, Доктор Биллинг чувствовал себя прекрасно.