Дэвид Болдаччи - Абсолютная память

– Привет, Амос. Наверное, не стоит удивляться, что ты здесь.

– Не стоит, – отозвался Декер.

Линч обернулась к Миллеру:

– Эбернати распорядился провести экспертизу, и если ее результаты окажутся такими, как я думаю, вряд ли этот парень сможет признать хоть что-нибудь.

– Вы имеете в виду, что он психически неполноценный, – сказала Ланкастер.

– Вы сами видели парня. Думаете, он весь здесь?

– Возможно, он отстал на шестнадцать месяцев, – заметил Декер.

– Не имеет значения, если сейчас его признают недееспособным.

Линч развернулась и умчалась, портфель колотился о ее бедро.

Декер обернулся к Миллеру.

– Так что?

– Эбернати вынес нам частное определение. Он разозлился, что у Леопольда нет защитника, и он прав. Дело о тягчайшем преступлении без адвоката? Что бы ни случилось на этом уровне, оно автоматически уйдет на апелляцию. А Эбернати не любит, когда его дела разносит апелляционный суд. Поэтому он так взъерошился. По-моему, решил, что мы его подставляем. Только этого нам не хватало.

– Так почему не назначили защитника? – спросил Декер.

– Как сказала Линч, Леопольд не захотел этого. Он совершенно не желает сотрудничать. Твердит, что раз он это сделал, никакой адвокат ему не нужен. Мы по шею в Мэнсфилде, иначе как-нибудь справились бы. А так – практически пустили это дело на самотек.

Декер засунул руки в карманы и опустил голову.

– Ладно, вы суете ему адвоката, он возвращается в суд, признает себя виновным, и дальше что?

– Ну, надеюсь, адвокат убедит его не признавать себя виновным, и тогда дела пойдут лучше. Мы сможем обсудить сделку и посмотрим, что из этого выйдет. Но сначала нужно увидеть результаты экспертизы. Если он нездоров, все накроется медным тазом.

– А если он невиновен? – спросил Декер.

– Ты думаешь, он невиновен? – заинтересовался Миллер.

– Я встречался с ним один раз. Сложно сказать, что я думаю.

– Ну, в любом случае это дела завтрашнего дня. Так что у нас есть время. – Миллер посмотрел на Ланкастер. – Тебе лучше вернуться в Мэнсфилд. Я слышал, ФБР роет землю по этому делу не хуже кротов.

– Но мы же не можем их остановить? – спросила Ланкастер.

– Мэри, мы не будем ни прогибаться, ни прикидываться мертвыми перед федералами, – строго ответил Миллер и взглянул на Декера. – Ты в состоянии дальше помогать нам? Леопольд остается за решеткой. А вот с этим хером в Мэнсфилде дело другое. Чем дольше все тянется, тем меньше у нас шансов его взять.

Декер смотрел в сторону. Ответ, вроде бы, очевиден. Но он таким не был.

Миллер несколько секунд внимательно разглядывал его.

– Ладно, дашь мне знать.

Он повернулся и пошел прочь, оставив Ланкастер и Декера стоять в коридоре. Здание суда оживало, и коридоры заполнялись народом. Мамочки переживали за своих сыновей, попавших в беду. Адвокаты кучковались, как курицы в загоне. Полицейские ходили туда-сюда, и повсюду блуждали люди, которые либо уже столкнулись с неприятностями, либо готовились к ним.

– Чего ты вдруг замялся? – резко спросила Ланкастер. – Вчера ночью ты говорил, что стрелку это не сойдет с рук.

Декер ответил не сразу. Он смотрел на журналистку, стоящую у входа в здание суда. Очевидно, она ждала его.

– Амос? – позвала Ланкастер.

Он обернулся к своей бывшей напарнице.

– Я буду в школе сегодня днем, попозже.

– Это значит, что ты по-прежнему с нами?

– Сегодня, попозже, – повторил Декер и пошел к черному входу.

Журналистка перехватила его на середине коридора:

– Мистер Декер? Мистер Декер?

Первой мыслью Амоса было идти дальше, не обращая на нее внимания, но, судя по поведению репортера, она была готова следовать за ним наружу, по улице и даже в следующую жизнь, если потребуется. И потому он остановился у выхода, обернулся и смерил ее взглядом. Его разум автоматически накопил наблюдения и перегнал их в комплект выводов.

Джеймисон было под тридцать. Привлекательная, высокая, стройная, брюнетка. Коротко подстриженные волосы открывали уши. Сережек нет, уши вообще не проколоты. Из-под задранной на левом запястье манжеты виднелись вытатуированные буквы.

«“Айрон Баттерфлай” [14]. Что ж, они вернулись на сцену уже после ее рождения».

У нее были тускло-голубые глаза, дисгармонирующие с ее внешностью. Один из резцов сколот, ногти обкушены, указательный палец на правой руке сломан и плохо сросся, с заметной кривизной посередине, губы слишком тонкие и потрескавшиеся. От женщины не пахло ни табаком, ни спиртным, ни духами. Одежда не новая и не безупречно чистая, но хорошо сидит на стройной подтянутой фигуре. На среднем пальце правой руки виднеется темное пятно. Значит, она не стучит по клавиатуре. Привыкла к ручке.