Тёма Шумов - Спас На Зле

Тренировка получалась скомканной: они больше трепались, вспоминая школьные годы, чем занимались. Спустя полчаса, бросив на половине жим штанги, они решили отметить встречу и посидеть в их любимом баре.

В «Лунном свете» их не забыли. Хозяин, пузатый армянин со смешным для русского уха именем Усик, лично приветствовал их и посадил в отдельной, укрытой от посторонних, вип‑зоне.

– Усик! – Никита фамильярно стукнул армянина по спине. – Ну, что? Скучал по нам?

– Если скажу « да », вы ж, не поверите, – Усик сжался и уменьшился в размерах.

– Да не бойся, мужик, – Сергей убрал с плеча хозяина могучую руку приятеля. – Времена изменились, и мы изменились тоже.

– Это хорошо, – Усик медленно отошел от стола. – Все что происходит, происходит к лучшему.

– Мы теперь серьезные взрослые люди, так ведь парни, – Сергей посмотрел на одноклассников.

– Однозначно, – подал голос Евгений.

– Ты нам ничего не должен. Мы тебе тоже. Пришли нам одну из своих девок с меню. Мы отметим встречу, оплатим все как положено и спокойно разойдемся. Договорились?

– Да, да, конечно. Рад вас видеть ребята, – Усик скрылся за портьерой.

– Боится, – хохотнул Никита. – Уж сколько лет прошло, а жирдяй все еще помнит и боится нас.

– Да, – согласился Евгений. – Здорово мы тогда шороху тут навели.

К столу подошла официантка – миниатюрная блондинка, с волосами убранными в хвост. Раздав каждому из них меню, она отошла и встала в углу, ожидая, когда они сделают выбор.

– Знаете, – произнес Сергей. – Мне не приятно это вспоминать. Я не считаю, что нам стоит хвалиться тем, что мы творили.

– Ты что? – удивился Никита. – Не хвалиться тем, что мы разогнали голубой малинник?

– Это было неправильно.

– Серж! Я не понял, это вот сейчас что такое? Окно Овертона сработало? Может ты теперь и на марши ЛГБТ ходишь?

– Нет. Не хожу.

– Тогда в чем дело? Эти пидоры устроили здесь свой вонючий притон. Или ты забыл? Забыл, что они здесь творили? Все их гомосячьи танцы, обжималки и сосания? Мы же просто очистили город от этой мрази. Кто‑то должен был это сделать, не побоявшись замарать руки.

– Серж, мы же не беспредельщики. Просто все должно быть в рамках приличий. Усик, я уверен, так и встречается со своими дружками. Да и все остальные, кто тогда попал под нашу горячую руку, тоже живы. Просто зачем они вот так вот, в открытую, тут устраивали свою сраную вакханалию.

– Я выбрал, – обратился Сергей к девушке и когда та подошла, держа наготове блокнотик и ручку, продолжил. – Кебаб из баранины с овощами. А вы что парни?

– Мы русские и пьем только русское. А потому тащи литр «Русского Стандарта», – заржал Никита. – Только неси целую бутылку! Принесешь распечатанную, я ее собственноручно в глотку вашего хозяина вылью и попадет этот правоверный любитель мальчиков прямехонько в ад. А к водке, пельмени и квас.

– Не много ли литра на троих? – спросил Сергей. – Мне с утра за руль.

– Нормально. Мне тоже. – успокоил его Евгений. – Никто не заставляет нас нажираться. Каждый может остановиться, когда посчитает нужным.

Только когда бутылка опустела никто их них даже не подумал остановиться: они заказали еще одну и с этого момента вчерашний вечер раскололся на десятки фрагментов различной длительности.

Собирая их утром, он ощущал себя режиссёром, монтирующим клип панк‑группы. Он помнил, как они выходили курить на улицу и рядом с ним почему‑то всякий раз оказывалась та самая миниатюрная официантка. Она прижималась к нему, словно ночь была прохладной, а он держал ее за плечи.

Затем он спорил о чем‑то с Усиком. Предмет спора он вспомнить уже не мог, но помнил свою обиду на армянина: тот никак не хотел соглашаться с ним в чем‑то казавшемся ему в тот момент очень важным. Хозяин бара сидел с угрюмым видом, постоянно мотая головой и твердя: «Сергей, вочь … Нет , Сергей…». Он даже не знал, что его раздражало больше – отвратительный звук армянского вочь или эта мотающаяся из стороны в сторону блестящая огромными залысинами голова.

Следующими в памяти задержались воспоминания о темном коридоре, по которому он крался, шатаясь и держась за стену, а также о том, как блевал, склонившись над обосанным унитазом. Полоская рот и разглядывая себя в зеркале, он думал о том, что вероятнее всего уже умер: настолько бледным казалось ему собственное лицо с темнеющими провалами глазниц.

– Это не я, – зло прошипел Сергей и ударил в зеркало ладонью, намереваясь дать пощечину отражению, – я не мертвец. Это вы все сдохли. Это у вас вместо глаз черные дыры, из которых выглядывает ад.