Тёма Шумов - Спас На Зле

– Перестань. Это были просто детские шалости.

– Ни хрена себе шалости. Это уже не шалости, а уголовка. Доведение до самоубийства, называется.

– Серж, хватит, а?! Я не буду посыпать голову пеплом и каяться в том, чего не совершал из‑за того, что какой‑то больной на голову пед наложил на себя руки. Да мы издевались над ним, заставляли жрать собачье дерьмо, одевали на голову ведро с помоями. Но он сам провоцировал нас на это. Был бы как все и проблем бы никаких у него не было.

После этого разговора он вновь почувствовал себя нехорошо и, вероятно, где‑то блевал. Затем купив пива, сигарет и жевательную резинку в супермаркете «КБ», возле бара, они долго прощались. Никита громко разглагольствовал на политические темы. У Евгения в руке была недопитая бутылка «IPA» и обнимая Сергея он случайно пролил пиво ему на спину.

Потом почему‑то рядом опять оказалась официантка. Пошатываясь, они шли по пустой аллее мимо арт‑клуба «Перекресток», из которого доносилась громкая музыка. Его рука двигалась между ее ягодицей и спиной. Они поцеловались в тени, в дали от фонарей. От нее пахло вином и «Диролом», от него разило блевотиной. Его рука опустилась ниже, и она, шумно вздохнув и замерев, задержала дыхание.

Заведя пыльцы ей между ног и через одежду ощущая, как бьется ее сердце, Сергей закрыл глаза.

Но когда в следующий, как ему показалось, миг он открыл их, то обнаружил себя в своей комнате посреди не расправленной кровати. Часы на верхней полке стеллажа, стоявшего за изголовьем, показывали первый час дня. Из окна лился серый сумрачный свет. Солнце то ли уже садилось, то ли все еще вставало. Бледное маленькое и злобное оно висело прямо над крышей «хрущевки» напротив. Оно казалось острым и колючим осколком ледяного сердца холодного зимнего дохристианского божества.

Час дня. Как такое могло быть? Он никогда не нарушал заведенного распорядка: всегда просыпался в семь, шлепал в туалет, делал пятьдесят отжиманий, принимал душ и завтракал. В случае если он просыпался дома, этот распорядок не могло нарушить ничего: ни алкоголь, ни женщины, ни болезнь.

Телевизор, висящий на стене напротив дивана, вливал в его уши тонны бессмысленной и ненужной информации с новостного телеканала: что‑то про испытания новой самой мощной ракеты, про успехи в борьбе с терроризмом и про повсеместно улучшающуюся жизнь нашего народа.

Серей совершенно не помнил, когда включил его. Неужели он был настолько пьян?

Выйдя в коридор и заглянув через приоткрытую дверь в ванную, молодой человек вздрогнул от испуга, уловив внутри темного помещения какое‑то движение. Включив свет, он с огромным трудом, но признал в смотрящем на него чужаке собственное отражение.

Взгляд застыл на зубной щетке, неаккуратно брошенной на стеклянную полочку. Она лежала вызывающе неровно. Ручка раздражающе свешивалась с края полки. Сергей не мог вспомнить, но был уверен, что вчера утром так же, как и каждое утро до этого, он убирал ее в стакан. Почему же сейчас она лежит на полке и всем своим видом демонстрирует пренебрежение к порядку?

Что‑то холодное прикоснулось к запястью правой руки и он, наконец, отвел взгляд от щетки. В руке оказался открытый тюбик зубной пасты. Пальцы судорожно сдавили его и паста, изгибаясь, выползла наружу.

Парень испуганно дернулся, разжав ладонь и тюбик упал на пол. Когда он взял его? Он же только что вошел сюда?

Страх, пустил корни в его душе и заключил в удушающих объятиях.

Сергей огляделся, но больше никаких изменений обнаружить не смог. Из зеркала на него, как и раньше смотрел бледный незнакомец с растрепанным коротким, напоминающим птичий хохолок, ирокезом, из комнаты по‑прежнему доносился звук работающего телевизора, только вместо новостей теперь передавали концерт классической музыки.

Он потрогал влажную щетину, и, отодвинув щетку в сторону (с глаз долой, из сердца вон!), сполоснул рот водой из‑под крана.

Все это было ненормально. Раньше он никогда не напивался до беспамятства.

Сергей прошел на кухню, пытаясь выудить из тошнотворной похмельной мути, заполнившей сознание, перечень запланированных на сегодня дел. Однако все что ему удалось вспомнить это то, что этих дел было много.

Столько планов было и весь день насмарку, подумал он.

И вот теперь, сидя за рулем, он прижимал машину к обочине, и, судорожно хлопая себя по карманам в поисках куда‑то запропастившейся жевательной резинки, опять почувствовал, как страх сдавил все внутри и ощутил тяжелый запах расцветающих паники и смятения.