Е. Гитман - 24 секунды до последнего выстрела

Новый съёмочный день оказался не из удачных. Они одолели сцену покупки дома с семнадцатого дубля, у Александра к этому моменту закончился чай в большой кружке, а вместе с чаем – запас терпения. После очередного «стоп, снято» он объявил перекур, сунул кружку в чьи-то свободные руки и подозвал оператора, осветителя и Кристин к домику. Он думал сегодня ещё снять визит любопытного журналиста и похороны, но теперь сомневался, что удастся – люди были совершенно не в форме. Поэтому похоронами он решил пожертвовать, сосредоточившись полностью на ночной сцене.

На самом деле, времени у них оставалось не так уж и много, синоптики предсказывали с начала следующей недели дожди, а оставалось ещё достаточно натурных сцен. И хотя, разумеется, при желании уголок дома и запущенный сад за высоким сплошным забором можно будет воссоздать в студии, Александру не хотелось бы этого делать. Он ценил жизнь в кадре. Этот дом – восемнадцатого века, с настоящим винным погребом, с каменными стенами, заросшими мхом, – значил куда больше своего пластикового двойника.

Подул ледяной ветер, Александр, закончив с распоряжениями по свету, натянул капюшон, отгораживаясь от мира.

Съёмки всегда вызывали в нём чувство, схожее с эйфорией. Видеть, как сценарий и раскадровки оживают прямо здесь, под камерами, в паре метров от него – это было, пожалуй, лучшее чувство в мире.

Прикрыв глаза, он представил себе ночную сцену. Он придавал ей огромное значение, которое, впрочем, и закладывалось в неё изначально автором первоисточника. Александр видел всё действие. Оно разворачивалось под опущенными веками, играло на кончиках пальцев и вызывало тягучее предвкушение. Ещё несколько часов – и сцена оживёт.

Мысленная камера наездом вышла на крупный план, в кадре остались дрожащие губы, накрашенные вульгарной красной помадой, зелёное пятнышко краски на бледной щеке…

Вдруг в реальность Александра вырвал страшный, душераздирающий визг. Резко распахнув глаза, Александр заозирался. Съёмочная площадка никогда не была тихим местом, но все звуки на ней оставались знакомыми. Этот визг был чужим. Он повторился, прозвучал тише, человечнее, но показался даже более страшным. Теперь Александр смог сориентироваться и понять, что кричат со стороны жилых вагончиков. Быстром шагом он двинулся туда – и не он один. Люди, бросая дела, пытались выяснить, что произошло и кто кричал. Раздавались невнятные вопросы. Несколько раз его самого спрашивали: «Всё в порядке, мистер Кларк?» – но ответить ему было нечего.

– Александр! Стойте!

Ему перегородила дорогу Кристин.

– Стойте, там… Все возвращайтесь к своим делам, сейчас же! – тут же закричала она.

Впервые Александр видел ассистентку такой – напуганной, потерявшей контроль.

– Тихо… – он положил ей руку на плечо, – в чём дело?

– Там… – она выдохнула, выпрямила спину и сказала шёпотом: – Там Кевина убили.

У Александра зашумело в ушах. Сдвинув Кристин в сторону, он пошёл вперёд, обогнул трейлер Мэтта, протиснулся между чьими-то плечами и спинами, оказался на небольшом пятачке пожухлой травы и почувствовал, что сейчас потеряет сознание.

Кевин действительно был мёртв – бесповоротно. Александр немного разбирался в этом. В конце концов, у него была слава режиссёра, который показывает самую достоверную смерть в истории кинематографа. Просто болтовня ради пиара, конечно. Но он и правда видел много трупов, часами торчал в морге.

Он никогда не видел ничего подобного.

Кевина распяли на перевёрнутом кресте – привязали грубыми верёвками за руки и за ноги, вбили гвозди в ладони, а потом закололи. Теперь крест лежал на земле, забрызганный рыжей грязью, которая мешалась с кровью.

Они снимали дубль с ним два часа назад. Кевин ржал, курил и едва не довёл оператора до нервного тика.

Он был жив два часа назад.

У Александра мутилось перед глазами, ноги стали внезапно ватными.

– Тш-ш… – послышалось совсем рядом. Его приобняли крепкие руки. – Пошли отсюда… Кристин, давай… – звуки не до конца пробивались в сознание, но голос Мэтта он всё-таки узнал.

Мэтт давал какие-то распоряжения, Кристин что-то отвечала, а Александр медленно опустился на деревянный стул и зажмурился.

Лицо Кевина тут же встало перед глазами – можно было бы сказать, что очень живо, если бы только оно не было мёртвым.

– Глоток, ну, молодец!

Чай оказался обжигающе горячим и крепким, в него явно подлили алкоголя. Прошибло насквозь.