Мария Артемьева - Темная сторона Москвы

Правда, Николай Андреевич Тютчев и его супруга Пелагея Денисьевна ничего об этом не узнали: за неделю до возвращения беглецов в руки законной владелицы они покинули эти места, уехав в свое имение с целым поездом груженых обозов и под охраной двенадцати конных солдат, выданных государственному землемеру по его просьбе начальством. На новом местожительстве супруги зажили счастливо.

Николай Андреевич надеялся, что никакие ночные призраки никогда уже его не потревожат. Ибо есть же предел всему, даже ненависти человеческой. Но была ли злоба Дарьи Николаевны человеческой?..

К счастью его, лютости сей демоницы вскоре был положен предел.

Несмотря на то что абсолютно бесправные крестьяне были в те годы отданы господам в полную власть и душой, и телом, на фоне любого самодура-помещика Дарья Салтыкова сильно выделялась склонностью к зверствам: сгубила и замучила более 130 человек!

Истязаемые люди подавали жалобы, но злодейка ловко уворачивалась от ответа, подкупая чиновников и следователей. Против нее было подано и оставлено без ответа 21 прошение.

И все же пролитая ею кровь переполнила чашу терпения Господа; злодеяния ее стали уже таковы, что скрывать их сделалось невозможно.

Дворовые люди Салтыковой – Савелий Мартынов и кучер Ермолай Ильин (тот самый, у кого помещица убила одну за другой трех жен) – совершили удачный побег и, рискуя жизнью, ухитрились-таки подать жалобу в последнюю для них на этом свете инстанцию – лично в государынины руки. Поговаривали, что беглецам помогал кто-то из дворян или судейских, но имена этих помощников остались неизвестны.

Екатерина, дорожившая своей репутацией просвещенного монарха, была вынуждена назначить тщательное следствие.

Первым делом дознаватели проверили домовые книги, которые весьма аккуратно вела хозяйственная помещица Салтыкова. Всего ей принадлежало 600 крепостных. 140 из них, судя по записям в книгах, были «проданы», «отпущены», «ушли в бега» или просто бесследно исчезли! На суде удалось доказать гибель лишь 38 человек.

Показания свидетелей, записанные в деле, были ужасны.

Убийства в доме Салтыковой начались почти сразу после смерти ее мужа, Глеба Салтыкова, и происходили постоянно, начиная с 1756 года. Она рвала слугам волосы, била, порола, прижигала лица их горячими щипцами, обваривала людей кипятком, оставляла голыми на морозе, закапывала в землю живьем…

И в то же время щедро жертвовала церкви, посещала службы, совершала паломничества и раздавала милостыни.

Еще больше она раздавала взяток. Полная и абсолютная безнаказанность преступницы разжигали в ней аппетит к убийствам.

Она и после ареста ничего и никого не боялась. Следствие не смогло побудить кровопийцу ни раскаяться, ни даже сознаться. И угрозы пыток ни к чему не привели.

Ее нарочно приводили в острог, чтобы она присутствовала при муках других преступниц, незнатного рода. Однако чужие страдания и вид крови ее совершенно не смущали. Она с насмешкой относилась к потугам следствия запугать ее.

Как дворянку, Дарью Салтыкову могли пытать только с разрешения государыни, а Екатерина разрешения не давала. И преступница прекрасно была о том осведомлена: у нее имелись пособники среди полицейских и после ареста.

Следствие велось чрезвычайно долго по причине огромного количества причастных к делу людей и, что составляло особенную трудность и препятствие, все это были государственные чиновники, по долгу службы обязанные проверять жалобы и вести следствие.

Государыня Екатерина II почти два года самолично переписывала приговор, составленный от лица Правительствующего сената. Наказывать приходилось дворянку, да еще весьма знатного рода: пол-Москвы состояло в родстве или свойстве с нею. А самодержица российская заботилась о дворянском достоинстве.

Решение отыскалось. В 1763 году Дарья Николаевна Салтыкова была лишена дворянского звания, фамилии и родства. Отныне это была Дарья, дочь Николаева. Небольшую часть ее сообщников и покрывателей – самых низких званий и положения, вроде попа села Троицкого, Степана Петрова, – сослали в каторжные работы.

Самой же Дарье по воле царицы пришлось отбыть час «поносительного зрелища» на Лобном месте Красной площади. Ее привязали к столбу с надписью «душегубица», и толпы простолюдинов дивились и ужасались «людоедке», о которой уже вся Москва была наслышана.

Опозоренную перед всем светом преступницу поместили на пожизненное заключение в подземную тюрьму, нарочно для нее выкопанную в подвале Ивановского монастыря.