Елена Келен - В то далекое теплое лето

– Ульянка – эта та розовощекая, с толстой косой, – догадалась Наталья, и перед ее глазами предстала картинка: дощатый пол, распластанное на нем безжизненное тело девушки, которая так охотно целовалась с Алексеем.

– Она самая, девка пригожая, но подлючая, как и ее отец. Все Егору докладывала, где и что делается, – подтвердил разбойник и, обернувшись, добавил: – Ты пойми, Наталка, мужики бы ее все равно просто так не отпустили, атаман это прекрасно знал, да и Егор тоже…

– Но ведь Алексей мог решить все по-другому и запретить им!

– Как же ты им запретишь, коль у Митрофана одна из дочек после всего, что с ней сделали, руки на себя наложила, – глухо ответил Никита. – А у Петра жену едва-едва отходили, но ребеночка своего она все равно потеряла… Да и наш Василек живехонек бы сейчас бегал, коль не она, подлючка… Ох, Наталка, уж если обычные люди такое творят, то что же ты хочешь от нас, разбойников?

«А ведь он прав, – подумала девушка. – Зло, однажды выпущенное на волю, порождает еще большее зло. Это – как джинн из бутылки. Снова его в бутылку запечатать не так-то просто, надо еще суметь».

– А Егор все-таки принес вам выкуп?

– Принес, – кивнул Никита, – только нам его выкуп ненадобен был. Митрофан тело Ульянки ему отдал, а золото его на поляне оставил. Сказал, как притронешься к червонцам этим окаянным, дочку свою перво-наперво вспомнишь. Глядишь, и поостережется теперь лютовать, вторая ведь уже подрастает… Ну, вот мы и пришли, – вдруг сказал Никита, сворачивая куда-то направо.

– А разве нам не туда? – протискиваясь вслед за ним, спросила Наташа. – Ход-то дальше ведет.

– Не, он ведет к подвалу замка, а атаман повелел проводить тебя до старого дуба…

– Никит, а до старого дуба тоже князь ход прокопал?

– Да нет, зачем ему? Это уже мы удумали, и не только до старого дуба. Я тебе потом как-нибудь покажу, а сейчас давай-ка лучше руку, будем выбираться…

– Странно, Андрей, но мне в последнее время снится один и тот же сон. Я вижу густую зелень вековой липовой аллеи, именно липовой – я чувствую этот неповторимый аромат, наслаждаюсь им… желтые стены барского дома, огромные белые колонны, подпирающие крышу парадного входа. Справа, за серым флигелем, я хорошо знаю это, находится пруд с камышами у берега, а чуть подальше, если пройти по тропинке, посыпанной гравием, – скрытая от посторонних глаз беседка, вся увитая плющом. Иногда мне кажется, что я даже различаю голоса, доносящиеся оттуда, слышу приглушенный девичий смех, полушепот мужчины… Они, наверное, очень молоды и счастливы. Я наблюдаю за ними как будто со стороны, и в то же время сама являюсь участницей действия…

– А дальше?

– Дальше? – Наталья на мгновение задумалась. – Знаешь, сегодня сон был совсем другой. Я видела старенькую деревянную церковь. Там было очень много народу. Все красиво одеты, по-старинному. Женщины в воздушных бальных платьях, мужчины во фраках, строгие, чопорные. Жених высокий и бледный, и взгляд у него томный, с поволокой.

– Ну, ясно дело, такой девчонкам нравится.

– Что нравится? – не поняла Климова.

– Не что, а кто. Жених твой, принц волоокий. Значит, свадьба была?

– Венчание. Только ты не понял, он не мой жених, хотя… мне кажется, я его узнала. Да, без сомнения это он…

– И кто же? – перебил Андрей.

– Это тот парень, ну, которого застрелил Алексей во время нашей первой встречи. Помнишь, я тогда рассказывала, а вы мне не поверили, еще Стас насчет атамана шутил…

– Стас всегда шутит. То есть ты всерьез думаешь, что это тот самый… Евгений Милорадов?

– Да, сейчас я точно уверена, что это он. Но почему Милорадов?

– Просто в нашей глуши других князей не водилось. А у старика, говорят, действительно был сын, единственный наследник, Евгений Милорадов… А невеста, ты ее хорошо рассмотрела?

– Нет, я не видела ее.

– Странно…

– Вернее, видела, но… Я могу в деталях описать ее платье, рассказать, как выглядят ее украшения. У нее такое интересное колье: тонюсенькая цепочка и две ажурные стрекозки, усыпанные синенькими камушками, наверное, это сапфиры, да?

– Наверное, – вздохнул Андрей. – То, что ты запомнила камушки, это, конечно, здорово, но что ты еще можешь сказать про нее?

– У нее длинные тонкие пальцы, она держала зажженную свечу, свеча чадила, и я все боялась, что она испачкает платье.

– А лицо, ты видела ее лицо?

– Нет, вот лица ее я, как раз, и не видела.

– Почему? Оно было закрыто вуалью?