Елена Келен - В то далекое теплое лето

– То есть ты полностью исключаешь, что Борька мог быть здесь не один?

– Я этого не говорил. Я только сказал, что не вижу явных следов драки: нет забрызганной кровью травы, нет обрывков одежды, ну, и так далее…

– Ужас какой…

– В том то и дело, что пока никакого ужаса нет. Да, есть слегка примятая, но никак не вытоптанная трава, есть несколько сломанных веточек крушины, но, насколько я знаю, крушина сама по себе очень хрупкая и ломкая, а если учесть, что вчера ночью вы здесь ходили втроем… ну и, конечно, еще есть часы.

– Значит, Жак все-таки шел к лодке? – перебил Албанов.

– Скорее всего, да. Просто он здесь задержался ненадолго… может, все обдумывал, колебался…

– Так или иначе, но он все-таки уплыл.

– Наверное…

– Но зачем он это сделал, ведь шансов доплыть у него практически не было! – в отчаянье воскликнула Наташа. – Борис ведь всегда такой осторожный, прагматичный, он что, не видел, в каком состоянии лодка?

– Может, поэтому и поплыл? – предположил Станислав. – Когда паром придет, днем раньше, днем позже, в корне ситуацию не меняет, вряд ли из-за этого стоит рисковать. А вот от полной безысходности… ну, такое может быть.

– Такое может быть и когда человек чувствует за собой какую-то вину, – сказал Шевелев, оглядываясь по сторонам.

– И в чем же, по-твоему, он виноват? – с вызовом спросила Наташа.

– Может, он винил себя за то, что не смог уберечь подругу, а может, подмена патрона – все же его рук дело. Непричастность Жакова к убийству Ритки пока под большим вопросом, стопроцентного алиби у него нет. Я не хочу никого обвинять, но убийство на почве ревности – самый распространенный мотив преступлений. Человек в состоянии аффекта накручивает себя до такой степени, что просто не в силах остановиться, а уже потом, после содеянного, начинается глубокое копание в себе. Человека совесть грызет, и панический страх перед наказанием он испытывает.

– То есть, если я тебя правильно понял, ты считаешь, что Ритку убил Борис? – подытожил Албанов.

– Я еще раз повторяю: не хочу никого обвинять, но у Бориса, на мой взгляд, для убийства было гораздо больше причин, чем у других, и, если уж быть честным до конца, то каждый из вас в душе наверняка считает так же. Или я ошибаюсь?

– Ну… наверное, ты прав… хотя не знаю, – после довольно долгого молчания ответил Стас. – На первый взгляд, обида Борьки, безусловно, перевешивает все остальные обиды, но не забывай, что чаша терпения у всех разная. Кто-то, получив по одной щеке, покорно подставит другую, а кто-то от одного косого взгляда может натворить таких дел…

– Мне это прекрасно известно, и поэтому, надеюсь, данный разговор останется сугубо между нами.

Наталья кивнула:

– Разумеется, между нами. У Жакова нет стопроцентного алиби, как нет и стопроцентного доказательства его вины. И мы еще точно не знаем, что с ним случилось… – Не удержавшись, она все же спросила: – Стас, а насчет пощечины – это ты образно заметил или как?

Албанов метнул в нее злой взгляд, но ответил сдержанно:

– Конечно, образно. Боюсь тебя совсем уж разочаровать, Нат, но я не Господь Бог, чтобы прощать.

Остановиться Климова уже не могла:

– То есть та пощечина…

– Будем считать, что я ее заслужил, – перебил Албанов, догадываясь, о чем пойдет речь.

– Но сам-то ты так не считаешь?

– Какая теперь разница, что я считаю, а что нет? Как бы то ни было, Ритку убивать за это я бы не стал, и ты это прекрасно знаешь.

– Знаю, – эхом отозвалась девушка, а про себя все же подумала: «Значит, за это не стал, а за что-то другое непременно убил бы?..»

Они вернулись в лагерь. Скрывать что-то от остальных было бессмысленно. Предполагаемый побег Жака все восприняли с пониманием, в том, что он все-таки уплыл, никто не сомневался, за исключением, разве что, Натальи, ну, может быть, и Стаса. Стас колебался – уплыл или не уплыл, но насчет мотива побега у него была только одна версия: Борис решил добраться до деревни и сообщить в милицию о случившемся. Сошинский и Быстров в один голос твердили, что Борька, скорее всего, испугался содеянного и подался в бега. Влад высказал предположение, что пропажа лодки может оказаться инсценировкой.

– Вот бьюсь об заклад, – доказывал он, – раз парень плавать не умеет, то он мог затопить лодку где-нибудь в кустах, а сам потихонечку через лес драпанул.

– Ага, через лес, – возразил ему Андрей. – Через десяток километров тут в такую трясину упрешься. Сразу и не поймешь, куда попал. Кочки, трава, кое-где деревья… вроде и лес, а под травой настоящее болото.