Виталий Патлис - HOMO CARCERE. Человек в тюрьме

Отвечай сюда всё.

Очень-очень сильно тебя люблю и целую…» (март, 2021)

Я в предвкушении крошечного тюремного счастья – мало того, что я несколько раз буду перечитывать эти строки, так потом ещё обдумывать и писать ответ. А это почти полдня! Наискось зачёркнутого времени, которое иногда и вовсе останавливается в заключении. Полдня – ощутимая победа над монстром. И всё благодаря моему любимому цветочку.

Каждому заключённому нужен человек на воле, с которым у него сложится совершенно особенная, ментальная связь. Это тот островок в море безысходности, на котором тебе всегда рады. Который даёт силы и не позволяет раствориться в небытие, сложить оружие. У всех по-разному, для кого-то такой человек мама, для кого-то любимая, для меня – Павла. Как ни банально, но в разлуке искренние, настоящие чувства обостряются настолько, что тебе кажется будто энергия любви вот-вот прорвётся через утончившуюся кожу, чтобы заполнить всё пространство. Павла – моя путеводная звезда. Она – мой крест. Ради неё я готов бороться до конца.

Большая часть стихов, написанных мною в заключении, посвящена, так или иначе, ей, моему Ангелу.

Хмурые тучи уныло витают,

Чёрные мысли едят изнутри.

Силы меня всё быстрей оставляют

Выжжен мой разум и в сердце – штыри.

Дни в одиночестве, дни за решеткой

Уничтожают меня на корню.

Сяду и плачу – так долго и горько.

Больше я так, ну совсем, не могу…

Солнце мое! – я беру это фото

И бесконечно на дочку смотрю.

Ангел следит мой и дённо и нощно,

Чтобы отец все же выжил в аду.

Я хочу дать ей понять, насколько она мне дорога в каждом своём ответе на её письма, но слова выходят корявые и казённые, слишком велико моё психологическое напряжение. Но она поймёт. Она умница. Она потерпит. А потом я скажу ей то, чего не смог выразить в корявых строчках. Потом. Когда выйду. С каждым новым полученным письмом я всё глубже убеждаю себя в этом. Я должен выйти. Чтобы помочь ей быть человеком.

Природа не предполагает для себя никаких целей…

Все конечные причины составляют только человеческие вымыслы

Бенедикт Спиноза, «Этика»

Изолятор – это изоляция. Изоляция от, но и изоляция в. Возможно, человек, гипотетически рождённый внутри нашей пенитенциарной системы и воспитывающийся в глухой изоляции от внешнего мира имел бы шанс приспособиться и существовать, согласно внутреннему распорядку. Новый вид, почему, нет – carcere homo. Карцере Хомо. Человек тюремный. Для такого стены камеры вовсе не ограничения свобод, а лишь приобретённый modus vivendi. С его точки зрения мир перевёрнут – всё, что вовне – неправильно, чуждо, опасно. Так же, как деформируются конечности уродцев, выросших в железных параллелепипедных коробах, ограничивающих объём для полноценного развития скелета, видоизменялись и атрофировались бы души carcere homo, закованные в прокрустово ложе внутрилагерных правил. И сидели бы такие существа в вонючей мгле дальних тюремных коридоров и с равнодушием наблюдали бы своими малахитовыми глазками за странными слоняющимися туда-сюда людишками, не понимающими простых и понятных радостей тоталитарной опричнины. Что в принципе с российским обществом уже и происходит -пропаганда вымывает подчистую мозг, вселяет вражду и ненависть к бывшим братьям-славянам, наделяя их монструозными возможностями: и нищета вся, граждане, из-за них и все остальные беды. И страна медленно, но неумолимо превращается в тюрьму: народу так проще жить и понимать мировую геополитику. Вернее, тут и понимать-то нечего: кругом враги – и точка. Посконная, сермяжная философия carcere homo.

С человеком «не тюремным», то есть разумным вообще одни проблемы с точки зрения новейшей инквизиции. Вечно они привносят хаос в стройную структуру исправительного механизма. Критически увеличивают энтропию, изо всех сил сопротивляясь упорядочиванию. А ведь такие поползновения чреваты. А значит, стоит их давить на корню. Сама мысль о том, что мир может измениться, а. охранники – поменяться местами с заключёнными, думаю, пугает до жуткой оторопи даже самого отъявленного вертухая. Поэтому – не сметь! Не пущать! Унижать! Пытать! Перевоспитывать! Но только не давать ни единого шанса на возмездие.

Мышление самого заштатного тюремщика почти не отличается от мышления первых важных голов, расплодившим чёрную гидру карающего правосудия и узаконившим кодекс пренебрежения человеческими жизнями. Всё идёт от головы, от этих наделённых властью оборотней-мудрецов, провозгласивших себя элитой. Не удивлюсь, если в подвалах зданий, где они заседают в роскошных кабинетах, уже стоят в слоящемся туманом дыму жидкого азота ряды автоклавов, в которых вызревает то самое поколение вожделенных власти кадавров – carcere homo.