Н. Фишер - Регрессия. Гори!

– Я жила в этой бесцветности? – удивилась я и с сомнением взглянула на Иоганна.

– Ремонт делал твой бывший, на свой вкус. А вкус у него, откровенно говоря, так себе. Не переживай, ты как раз была не в его вкусе, – хихикнул мой парень. – Когда ты выставила его, он забрал с собой все, что посчитал своим.

– М-м-м, – протянула я, – тогда ясно. Мне здесь не нравится, я хочу все переделать.

– Конечно! – он радостно всплеснул руками. – Хочешь, начнем прямо завтра? Думаю, тебе будет полезно развеяться. А можно вообще затеять ремонт, а самим уехать на недельку отдохнуть, как тебе идея?

– Я не знаю, – честно призналась я. – Не могу понять, чего мне хочется, а чего – нет, что нравится, а что навязано. К тому же, я не знаю, есть у меня деньги на отдых и ремонт. Я вообще работала?

– Не бери в голову! – отмахнулся Иоганн. – Я возьму эти расходы на себя – я хорошо зарабатываю.

– Еще чего! Чтобы потом ты тоже попрекал меня финансовой зависимостью! – Я замерла. – Тоже… Мой бывший муж считал, что я сижу у него на шее, раз зарабатываю меньше, да?

Проблеск из прошлой жизни был ничтожно быстрым, но все же доступ к воспоминаниям начал открываться. И открывался гораздо быстрее, чем того ожидал Иоганн, судя по встревоженному выражению лица.

Я словно смотрела на саму себя украдкой, подглядывая сквозь замочную скважину, которую то и дело заслоняли чьи-то спины. Но я упорная, я подожду, пока дверь распахнется. Может быть, однажды я смогу вернуть себя…

– Да, – нехотя согласился Иоганн, – хотя ты работала. Так что он был не прав.

– Репетитором? – Я вдруг вспомнила лица детей, с которыми обсуждала важные учебные вопросы и болтала о подростковых проблемах. Только вот предметы, которые знала настолько хорошо, чтобы их преподавать, я воскресить в памяти не могла.

– Верно, – голос звучал настороженно.

– Ничего не помню! – Я бессильно уронила голову на руки и подтянула ноги к груди, сжавшись в комок на кровати.

Иоганн присел рядом и нежно погладил меня по спине, отчего противоречивые мурашки из смеси благодарности, нежности и пренебрежения разбежались по телу.

– Просто расслабься. Все само придет. И ты подала отличную идею – я пристрою тебя на работу к одному моему хорошему знакомому. Может быть, новый вид деятельности тебе поможет.

– А что я умею делать? Я ведь даже не помню, на кого училась.

– Неважно. Кирилл найдет тебе место, к тому же, вы почти коллеги.

Кирилл. Имя звучало знакомо. Но мало ли Кириллов я повидала в своей жизни? Может быть, сотни, а может, одного. Имя я знала, но кто скрывается за ним, не могла даже вообразить.

Весь день я бесцельно слонялась по квартире под бдительным взглядом Иоганна. То ли он боялся, что я снова сигану в окно, то ли ждал, пока начну вспоминать секунду за секундой из моего прошлого. А я барахталась как бесформенная амеба в жидкости без цвета и запаха, окруженная безликими стенами. Солнечные лучи огненными пятнами падали на пол, рисуя дорожки, взбирающиеся на противоположную стену, а ласковый весенний ветер раздувал раздвинутые занавески. Дома было тяжело, замкнуто и затхло, а гулять в первые дни врач запретил, чтобы не перегружать нервную систему.

Иоганн что-то готовил, нацепив бежевый фартук поверх черного облачения, которое не менял даже дома. Забившись в кресло, которое с первых минут ощутила по-настоящему своим, я наблюдала за его ловкими движениями и силилась представить, как когда-то сама стояла в этом фартуке у этой плиты. Или ела за этим столом, или пила кофе…

– Иоганн! – От моего резкого возгласа он вздрогнул всем телом и выронил ложку. – У меня была кофемашина?

– Была, пока Антон не съехал вместе с ней.

– Надо купить, я люблю кофе.

Он только ухмыльнулся и продолжил возиться у плиты.

Память не позволяла мне воссоздать картины из нашего с Иоганном общего прошлого, но мне пришлось признать, что готовил он на удивление хорошо, да и в целом был обходительным и внимательным, иногда даже навязчивым. Наверное, я бы могла назвать его любящим и заботливым парнем, если бы не смутное предчувствие расставленной специально для меня ловушки, куда я неслась на всех парах.

День, хоть и был бедным на впечатления, а уж тем более – на воспоминания, оставлял по-домашнему теплое послевкусие, а вот надвигающийся вечер вызывал панический страх. Я никак не могла понять, откуда он брался и куда уходил корнями. Ничего подобного в больнице я не ощущала – быть может, меня пугала ночь наедине с Иоганном или отсутствие врачей на случай, если снова свихнусь. Но чем темнее становилось за окном, тем отчаяннее билась в клетке беспамятства моя потерянная душа.