Кейси Доуз - Замочная скважина - Наследие

У них не было необходимости быть такими. Они просто не сочли себе цены. Потеряли бдительность. Оставляли следы. Тела, которые еще не были трупами.

Это случилось из-за них.

И бежать мы теперь были вынуждены из-за них.

Я их ненавидел. Боялся, что останься с ними – рано или поздно передеру их всех. Мы сцепимся, а учитывая соотношение наших сил, я просто их всех раздеру на части. Одного за другим.

И я предпочел одиночество.

Я многие сотни лет скитался один.

Я даже не знал, удалось ли им сбежать, или они все-таки попали в руки к императору. Или может, кто-то из них, а кто-то выжил. И как они выжили. Я не слышал о них, но это было и понятно.

Если бы я слышал о них, значит и остальные о них слышали. А значит, сбежать и затаиться у них не получилось.

Я бросил их, чтобы не убить самому.

Но при этом страстно желал им смерти от чужих рук.

Такой же мучительной, которой они подвергли своей халатностью и самонадеянностью мать.

Со временем ко мне пришло осознание, что жажда крови – не единственная проблема проклятия, которая выдает меня среди остальных.

Вечная молодость – кто бы мог подумать, но именно она стала моим камнем преткновения.

Пока я жил вечным скитальцем, не задерживаясь нигде дольше, чем на год – я и не понимал, что это может стать проблемой. Но когда Византия рухнула, а вместе с ней и последние опасения на мои гонения (тайные, которые, как я полагал, подобно знаниям от нас – передавались в императорском роду от поколения к поколению) – у меня пропала необходимость бросаться с места на место.

Скажу честно – за прошедшие пять веков мне здорово это надоело. Были, конечно, свои плюсы – я знал весь тогдашний мир, все тогдашние языки. Я побывал невольно везде, где мог, прячась в тени. Но это было похоже на какую-то гонку в колесе.

Я был рад, когда Константинополь пал под турками-османами.

Это означало, что я, наконец-то, свободен. Вместе со старым миром, миром Византийском цивилизации – умерла и наша тайна.

А значит, я наконец мог не бегать.

– Тогда-то и стали обращать внимание на мою неизменную внешность. Нестареющее лицо – папа самодовольно ухмыляется, вновь подняв на меня глаза – знаешь, принцесса, я тебе так скажу: не мы подверглись охоте на ведьм. «Охота на ведьм» началась исключительно из-за нашего существования.

Какое-то время мне удавалось скрывать свое бессмертие, проявляющееся не только в невозможности умереть, но и в соответствующей невозможности стареть. Ведь что такое старость? Это демонстрация смерти.

Ведь кислород, попадая в организм, используется не весь. Остатки внутри нас разъедают организм как ржавчина. Эти остатки – активные формы кислорода – свободные радикалы. А именно из-за накопления повреждений в клетках, нанесённых свободными радикалами, и происходит старение; чрезмерное накопление приводит к смерти. Процесс этот необратим – папа мелодично смеется, обнажив белые зубы, на которые я теперь уже невольно смотрю не как на голливудскую улыбку, а как на пасть зверя – есть свое преимущество в бессмертии. У тебя достаточно времени, чтобы узнать все об этом мире.

Ну так вот, выходит, что старение – лишь внешний признак приближающейся смерти.

А поскольку я бессмертен, и меня нельзя убить даже свободным радикалам –значит и стареть я не могу даже биологически. Вампиры вечно молодые не потому, что это дар их рода, которого и нет вовсе. Это простая биология. Связанная с проклятием бессмертия. Просто люди всегда любят романтизировать зло. Знаешь – щелкает меня по носу с легкой улыбкой – как человек, проживший уже больше тысячи лет, могу тебя заверить, что такая слабость у человечества постоянна и наблюдается циклично. Что нельзя победить – они любят обожествлять.

Хохочет, запрокинув голову:

– Видимо, чтобы не так сильно бояться. Ведь если монстры – вовсе не монстры, а милые зайки, то и не страшно вовсе..

..Сейчас я понимаю, что папа прав. Ведь до того разговора тремя месяцами ранее в Штатах – я и правда никогда не рассматривала вампиров или других монстров как что-то страшное или хотя бы существующее. Более того – в юности я, как и остальные, может даже хотела, чтобы они существовали.

Они ведь такие сильные, благородные, защищают любимых.

Никто никогда не показывает монстров такими, какими они есть на самом деле. Какими их делает проклятие. Как их очерствляет бессмертие и тень прожитых тысячелетий. Никто не говорит о том, какими они беспринципными, циничными и жестокими становятся в силу опыта, на который у людей просто не хватает смертной жизни.