Миа Пустовит - Коди. Небраска

Но уже спустя месяц после начала учебного года он понял, что школа вовсе не большая, просто сам он очень мал и ничтожен. Так же он понял, что он глуп, непроходимо наивен и непростительно доверчив. Он учил совсем другие уроки, нежели остальные дети. Стоя на переменке в углу возле фонтанчика, он смотрел на то, чем живут другие люди, как они дышат, что надевают на себя, как несут свое тело в общем потоке. Сам он был скорее камешком на их пути, чем частью потока, его обходили стороной, стараясь не замечать. Зато для наметанного глаза хищника, выискивающего жертву, весь его внешний вид был как красная тряпка для быка.

Он сидит на каменной скамье позади школьного бейсбольного поля, солнце нагревает его спину в светлой футболке-поло. Кажется, у него грязный воротник. Дети толпой бегут в школу на урок, перемена кончается, но у него нет сил, чтобы встать и пойти вместе с толпой, ноги у него – словно две дохлые рыбы. Ему нравится смотреть, как фигурки в белом бегут по солнечному полю, он хотел бы кому-нибудь сказать, что это красиво, или нарисовать так, как он видит, передать в песне… Но он ничего не может, даже шага ступить.

Позволив своим органам чувств погрузиться в это ощущение и потеряв тем самым бдительность, он пропускает важный сигнал. Когда он понимает свою ошибку, уже поздно, он окружен. В следующую секунду он лежит в пыли, на губах у него песок мешается с кровью, а воздух вокруг наполнен густым смешливым гулом, так, что слов не разобрать. Коди делает нечеловеческое усилие, он даже уворачивается от второго удара, но последующие сыплются на него градом, не сильные, но от этого еще более обидные. Коди поднимают несколько рук, и он впервые понимает смысл выражения “искры из глаз”, все вокруг усыпано искрами из его глаз, белые и оранжевые искры тлеют на траве школьного дворика, все застилая влажным блеском.

– Смотрите, он еще и встает!

– Ладно, чуваки, хорош, а то придется его от земли отскребать.

– Этот крысеныш вечно жалуется! Надо отделать его так, чтобы ввек не захотелось ябедничать!

– Ну что, малыш, хочешь добавки, м-м?

– Том, да брось ты его! Брось, пошли!

Коди встает и слепо шарит руками, в его голове все взболталось и перемешалось так, что дальние деревья кажутся растущими прямо здесь, а кучка хулиганов наоборот далеко-далеко.

– Смотрите, этот недоумок снова к нам идет!

– Посмотрите, прямо к нам!

Под улюлюканье он делает круг и снова возвращается к мучителям.

– Малыш, ты снова все перепутал…

– Золотко, где твои монетки, все растерял по пути?

На последней фразе мир у Коди плавно качнулся и погас. Хулиганы, эти вечные задиры, на самом деле ужасно боятся вида стекленеющих глаз жертвы, кровь так не пугает, как зрелище угасающего разума. Они еще пару раз толкнули его и убежали через поле – начинался урок географии.

Мир вращался своим чередом, но для Коди каждый акт насилия становился переломной точкой, с момента которой мир начинал крутиться по-другому. Так, как сам Коди решал. В его воображении он никогда не был жертвой хулиганов. Скажем, если к нему приставали хулиганы возле автомата с газировкой, то дальше в его воображении он никогда не ходил возле автомата с газировкой, более того, никакого автомата с газировкой не было в школе, где он учился. Таким образом, из головы малыша Коди исчезали куски реальности, подчас довольно крупные, которых для него более не существовало вовсе.

Он никогда заранее не знал, какие части окружающего его ландшафта исчезнут, а какие исчезли уже давно. Был ноябрьский вечер, он шел к музею вместе с учительницей истории, у нее в тот сезон было красное пальто, она догнала его, когда он переходил дорогу, и подхватила под руку. В воздухе чувствовалось приближение рождества, их дыхание было видно в холодном воздухе, и в кармане у него лежал леденец.

Они шли по Третьей стрит, и она предложила ему сократить дорогу через парк, они оба опаздывали в музей. Коди тогда совершенно оторопел и хрипло спросил:

– У нас в городе есть парк?

– Конечно, малыш! Мы ведь стоим почти рядом с ним. Смотри, отсюда уже можно увидеть входные ворота! – и она махнула рукой вправо, прикладывая вторую ладошку козырьком к лицу. На красной ткани пальто оседали маленькие снежинки. Ветер гнал темные тучи с горизонта.

Коди изо-всех сил прищурил глаза, но никакого парка он не увидел, только мутные белые тени вдали, и такие же размытые белые фигуры. Собравшись с духом, он промямлил:

– Знаете, мэм, я вспомнил, мне еще надо забежать кое-куда…