До появления Гриши Наташа чувствовала себя очень неловко, ведь она была под одеялом абсолютно голой. Наверняка, когда девушка ещё спала, Антон любовался случайно обнажившейся грудью девушки.
«Я рискую, – думала Наташа, – я снова и снова подвергаю свою жизнь опасности, иду во мрак, надеясь на счастье, которого нет».
Когда Гриша вернулся, Наташа уже была одета. Влюблённые позавтракали, и Гриша, как обычно, без эмоций, даже немного равнодушно проводил девушку до автобусной остановки.
Наташе не понравилось, что Гриша не пригласил её жить вместе с ним, ему достаточно было встреч. Гриша был для неё чем-то ярким, неординарным, несмотря на то, что жил в одном из самых неблагополучных и мрачных районов города с многочисленными тропинками, которые вели по кругу, со старыми серыми девятиэтажными домами, от которых отлетала штукатурка, с разбитыми дорогами, ухабами, ямами, с покосившимися ограждениями школ и детских садов, с вечно опущенными вниз головами прохожих мужчин и женщин, с молчаливыми детьми с большими глазами, с алкашами вокруг местных продуктовых магазинов, с серым небом и мелким моросящим дождём.
«Ну да, я всё это вижу вокруг, но я не верю, что моя великая любовь может быть омрачена чем-то подобным. Это суета – и так везде, в этом нет ничего страшного и потерянного, что могло бы меня остановить и дать мне опомниться и посмотреть на всё, что я вижу, ясным взором и, возможно, сказать самой себе: ты ошибаешься, сбрось пелену с глаз, тебя обманули, почему ты веришь не своим глазам, а рассказам и выдумкам? Но самое страшное в том, что у меня нет выбора. Даже если бы я захотела, я бы всё это захаяла и другим бы рассказала. Какой надо быть глупой и ветреной, чтобы согласиться на всё это и радоваться, приезжая в барак к безработному парнишке! Но не сейчас… не при моих отношениях с матерью и не при моём сосуществовании в этом городишке. Я понимаю, что у меня нет выхода, нет ничего и никого, кто бы мне помог, поэтому я сейчас, невыспавшаяся и лохматая, стою здесь ранним утром, дрожа от лёгкого утреннего холода, и жду маршрутку».
В транспорте Наташа размышляла о том, что маршрутка – единственное место, где ей по-настоящему хорошо и спокойно, где можно подумать, где от неё ничего не требуют и от неё ничего не требуется. У Наташи даже была идея сесть на маршрутку и кататься по кругу, только чтобы не выходить из неё никогда, а ехать, и ехать, и ехать… и никогда никуда не приезжать. Нигде она не ощущала себя в такой безопасности, как в маршрутке. Дом, работа, новые отношения – всё это вместо уверенности доставляло ей только переживания, от которых она хотела сбежать, но не знала – куда, а маршрутка могла её увезти куда угодно, где ей было бы хорошо, спокойно и радостно. Когда маршрутка подъезжала к нужной ей остановке, она не любила этот момент и хмурились. Наташа понимала, что мечты закончились и ей надо идти туда, куда не хочется, иметь дело и жить с теми, с кем не желает, заниматься тем, что не получается, и жить так, как не планирует.
Выйдя из маршрутки на остановке, Наташа перешла через дорогу на другую сторону и пошла по людной улице домой. Зашла в холодный подъезд и открыла ключом большую дверь в свою квартиру. В квартире как всегда пахло сыростью, темнотой, тихим страхом и вечной виной Наташи за всё, что происходило вокруг. Как же в эту минуту она не хотела разуваться и проходить в квартиру! Как же ей хотелось взять паспорт и сбежать куда-нибудь! Пусть даже к Грише, но только не оставаться в этом мраке и плесени. Но Гриша её не звал к себе, и Наташа разулась и прошла в квартиру.
Мать сидела в своей комнате и, услышав, что пришла Наташа, подумала: «Я её заставлю уйти от него. Это отродье ей не пара. Нарожает кучу ублюдков и принесёт мне в подоле: на, мол, воспитывай. Нет, со мной этот номер не пройдёт, не та ту напали, ищите идиотов! У меня слабое здоровье. Обо мне хоть кто-нибудь позаботился? Нет! Почему я должна всех любить и обо всех заботиться? Закончилось это время, с меня бабушки хватило. Всё, хватит! Пусть живут как хотят, но не в моей квартире. Ей только дай волю, она начнёт сюда всех водить, а потом и трупик мой найдут и скажут, что так и было. А я ещё пожить хочу в своей квартире, может, и мужика какого приведу, а что? Вон у соседки мужичек новый, а я и посимпотнее неё буду. А деньги? Да куда она денется, скажу – и даст, сколько мне надо, и не спрошу, если надо, сама возьму. Восемнадцать исполнилось, и всё, пусть мать содержит, а я старая уже, а по закону взрослые дети должны содержать своих родителей. А то, что у меня ещё есть родственники… а это не её собачье дело! И пусть она слышит все мои мысли!»
Читать дальше