Марина Зилотина - Аномалии среди нас. Я жертва. Книга вторая

Собаки сорвались в темноту. Спотыкаясь вслед за ними, добрела по колючей стерне до деревьев и… добровольно согласилась на шизофрению.

На земле лежал холодный каменный колосс – бездыханная статуя, без пульса на сонных артериях и реакции расширенных зрачков на свет фонарика. Параллельно мнемонической памятке экстренной реанимации изумлённое сознание бомбардировали отголоски паники:

– О, Боже! Какого чёрта ты пристроился под деревом? Я же не в состоянии тебя тащить. Да ты гораздо внушительнее, чем казался! – Несмотря на собачьи завывания, крупную дрожь в руках, слёзы и сердечную боль неясного происхождения, я настойчиво волокла одеревеневшее тело на ровную поверхность. Сражаясь с тремором, чтобы не перепутать последовательность действий, пугало с огромными глазами сосредоточенно твердило. – Тройной приём – голова, челюсть, рот. Дыхание с интервалом четыре – пять секунд. Компрессия – на два поперечных пальца выше мечевидного отростка, два через тридцать, сто в минуту… – Методичные действия высвобождали сознание из плена хаоса и страха. – Ну, помоги мне! Слушай. Пять, шесть, семь… – Воззвание к ледяному изваянию. Безрезультатно. Признаки жизни отсутствуют. Снова тридцать ритмичных нажатий. Маятник. Компрессия грудной клетки. – Люк! Дыши! Гордон, дыши! – Голова запрокинута. В руках маска истукана. Я выдохнула очередную порцию воздуха. – Прошу тебя! Не уходи.

Ажитация свирепствует в сознании. Эффект мероприятий прежний – нулевой. Состояние стабильное – клиническое. Компрессия и принудительные вдохи на автомате. Ситуация беспрецедентная, просто нереальная: «Неужели, вот он – мой Гордон, неизменно волевой, организованный, неуязвимый – здесь, на моих руках, бездыханным телом?! О, Боже, у меня осталось не больше полторы минуты!».

Подавляя панику и дрожь в руках, я призывала на помощь всё своё самообладание. Но рациональность отказала:

– Пульса нет! Не чувствую! Мерзавец, как ты посмел? Последний шанс. Прекардиальный удар. – Вместо дефибриллятора – мои два пальца на его грудине. Экстренная реанимация. Весь гнев в один единственный удар. – Живи! – Безжизненное тело дёрнулось в конвульсии. Пульс пробил сонную артерию. И снова массаж сердца, и дыхание. – Три, четыре, пять… Работай! Возвращайся! Четырнадцать, пятнадцать… Ты не уйдёшь! Двадцать два, три, восемь… Только не снова и не ты… Тридцать… Дыши! – Паника трансформировалась в ярость. Я отшвырнула салфетку – барьер между губами. – К чёрту формальности! Ты мой. – Ледяной рот статуи. Свежий воздух наполнил его лёгкие. В моих глазах на миг потемнело. Второй вдох, и уши заложило… А Гордон самостоятельно вздохнул. Я проверила пульс на сонной артерии, температуру тела, зрачки. Он постепенно возвращался к жизни. Но дыхание было ещё ничтожно слабое. Я заставляла его принудительно дышать. – Ты справился! Люк, ты – молодец.

Ещё выполняя массаж сердца, чувствовала, как силы иссякают. Мобилизация уступила место головокружению, внутреннему тремору и истощению. Мгновение, и меня накрыло. Почва уезжает из-под ног. Теряю равновесие. В ушах – гул. Я и реальность – существуем порознь. Нервная система не справлялась с непосильной перегрузкой и бессовестно обесточивала прямо на ходу. На глаза навернулись предательские слёзы. Дрожащими ладонями постаралась вытереть лицо, и обнаружила кровотечение из горла и носа. «Врачебная ошибка. Заляпать своей кровью пациента? Эпик фейл! – закашливаясь отповедью и кровью, потеряла контроль над состоянием и прислонилась к стволу, у которого нашла Гордона. – Господи, что со мной?». Собаки повизгивали, но не преступали команды.

– Тише, всё хорошо. Лежать! – Сама поразилась безжизненному голосу. Дотронулась до его ладони, фиксируя температуру тела и пульс на лучевой артерии. Первую помощь я оказала, но дальнейшая реанимация должна проводиться медицинскими работниками. А я вообще не знала, где мы находимся. Телефон разрядился. Меня укачивало, словно на виражах гигантской карусели. «Надо добраться до машины…», – анализируя наше положение, старалась сохранять глаза открытыми, а разум – ясным, но проигрывала и только коченела.

Сильный порыв ветра заставил поёжиться и обратить внимание на пациента – легко одет. Подавив неприятные предчувствия, пришлось выступать в качестве временного обогревателя. Сомнений в его отрицательной реакции не было. Авторский императив: « Я в этом не участвую », – был красноречив. Игнорируя осознание самодискредитации, я аккуратно укладывалась на холодной груди: