Ларс Кеплер - Контракт Паганини

Через несколько минут дверь ванной открылась и Диса вернулась в кухню. Встала в дверях, наблюдая, как Йона готовит суши.

– Помнишь, – посмеиваясь, сказала она, – как твоя мама всегда вытаскивала лосося из суши, жарила, а потом снова совала в рис?

– Да.

– Я начну накрывать?

– Если хочешь.

Диса перенесла тарелки и палочки для еды в большую комнату, встала у окна и посмотрела на Валлингатан. Деревья светились светлой летней зеленью. Ее взгляд соскользнул с красивых домов квартала возле гостиницы «Норра Банторгет», где Йона жил уже год.

Диса расставила приборы на молочно-белом столе, вернулась на кухню и выпила вина. Оно потеряло терпкость – слишком долго простояло в тепле. Диса подавила желание сесть на лакированный деревянный пол и спросить, нельзя ли им пообедать на полу, руками, забравшись под стол. Вместо этого она объявила:

– Мне сделали предложение.

– Предложение?

Диса кивнула. Ей на мгновение захотелось одновременно и позлить Йону, и не делать этого.

– Расскажи, – спокойно попросил Йона и понес поднос с суши в большую комнату.

Диса снова взяла бокал и легко сказала:

– Ну, один человек из музея полгода назад спросил меня, не поужинаю ли я с ним как-нибудь вечером.

– Неужели в наше время еще так делают? Приглашают дам на ужин?

Диса усмехнулась:

– Ревнуешь?

– Не знаю… немножко. – Йона подошел к ней. – Приятно, когда приглашают на ужин.

– Приятно.

Диса запустила пальцы в его густые волосы.

– Он красивый? – спросил Йона.

– Ну… довольно красивый, да.

– Здорово.

– Но он мне не нужен, – рассмеялась Диса.

Йона не ответил. Он отвернулся и замер.

– Ты знаешь, чего я хочу, – ласково сказала Диса.

Комиссар вдруг странно побледнел, на лбу выступили крупные капли пота. Он медленно поднял взгляд на Дису; что-то стало с его глазами – они сделались черными, бездонными, смотрели тяжело.

– Йона, – поспешно сказала она, – давай забудем. Прости…

Йона открыл рот, словно желая что-то сказать, шагнул к ней, и у него подогнулись колени.

Диса закричала, взмахнула рукой, бокал полетел на пол.

Она опустилась на пол рядом с Йоной, обняла его и зашептала, что все скоро пройдет.

Через минуту-другую по лицу Йоны скользнула тень, и выражение боли стало таять, словно его снимали слой за слоем.

Диса подмела осколки, потом оба в молчании сели за стол.

– Ты не принимаешь лекарство, – констатировала Диса.

– Я от него сплю на ходу. А мне нужно думать. Именно сейчас мне необходимо мыслить ясно.

– Ты обещал принимать таблетки.

– Обязательно буду, – согласился комиссар.

– Ты же сам знаешь, как опасно не лечиться, – прошептала она.

– Я начну пить таблетки, как только раскрою это дело.

– А если не раскроешь?

* * *

Издалека Музей северных стран напоминает безделушку слоновой кости, но на самом деле он построен из песчаника и известняка. Изящная мечта о временах Ренессанса, множество зубцов, башен и башенок. Музей был призван прославлять независимость северных народов, но когда его открывали дождливым днем лета 1907 года, союз с Норвегией уже распался, а король был при смерти.

Йона быстро прошел через огромный холл музея. Поднявшись по лестнице, он сначала долго стоял, глядя в пол и собираясь с мыслями, а потом медленно двинулся вдоль освещенных витрин. Взгляд ни за что не цеплялся. Йона просто шел мимо с отсутствующим видом, погрузившись в свои мысли.

Хранитель уже ждал его возле одной из витрин.

Комиссар сел и стал рассматривать похожий на сложенные ладони саамский свадебный венец с восемью зубцами. Венец мягко золотился в освещенной витрине. В ушах у комиссара зазвучал голос, перед глазами встало лицо, улыбавшееся ему, когда он в тот день сидел за рулем. Шел дождь, и лужи сияли на солнце, словно их подсвечивали из-под земли. Комиссар обернулся, чтобы проверить, хорошо ли сидится Люми на заднем сиденье.

Венец, сплетенный как будто из светлых веток, кожи или волос. Обещание любви и радости. Глядя на него, комиссар вспоминал серьезный рот своей жены, ее волосы цвета песка, падавшие ей на лицо.

– Ну, как дела?

Йона с изумлением посмотрел на хранителя. Тот работал здесь уже давно. Человек средних лет, с бородкой; он все время тер глаза, от чего те были красными.

– Трудно сказать, – промямлил Йона и встал.

Когда он уходил из музея, в памяти ощущением потери держалось воспоминание о маленькой руке Люми. Он просто обернулся проверить, хорошо ли ей сидеть, – и вдруг почувствовал ее прикосновение.