Мио Вик - Тест на отцовство

Он каменная скала и острый лёд.

Как больно! Очень больно кровоточит сердце, порезавшееся при попытке пробить его ледяной зазубренный панцирь. Неприступен. Закрыт.

И всё ещё дорог… Очевидно я так и не смогла по-настоящему выкинуть его из сердца. Даже ненавидя. Даже не видя больше двух лет. Даже будучи уже забытой им. Как так, и почему – это тайна для меня. Но он всё ещё там. Внутри. Всё это время часть Бурсина была внутри меня.

Не получая тепло во взгляде и хоть какой-то живой эмоции в мою сторону, я чувствую, как взрываются и смешиваются мои собственные реакции: нейтральные и отрицательные, положительные и деструктивные – вещество и антивещество. Аннигиляция происходит с взаимным уничтожением и возникновением новых частиц в моей внутренней личной галактике – фотонов скорби по НАМ .

Боль! И отчаянье.

Бурсин давит. Убивает меня безразличием.

Господи! Ему всё равно…

Это даже хуже, чем в нашу первую встречу. Тогда его взгляд выражал злость из-за того, что я разбила его машину мечты, его Единорога. После моей пощёчины взгляд стал диким, в нём явно читалось потрясение. Высокий и статный красавец источал флюиды. Завораживал хищным инстинктом. Во время первого поцелуя затянутые пеленой глаза зажигали безумным желанием.

А теперь пусто. Ничего.

Юра изменился. Стал ещё шире в плечах, суровее щетинистым лицом. Трендовая новая стрижка придаёт ещё больше брутальности и соблазнительности мужскому стилю Бурсина. Он по-прежнему самый красивый мужчина из всех, кого я видела в жизни. Однако совсем ледяной стал, не только внешним обликом, холодным оттенком светлых брюк и синего пуловера, но и внутренним отношением ко мне.

– Здравствуй, – резко обрывает он зрительный контакт со мной и сразу же расплывается белоснежной улыбкой, глядя на Машу. А она уже радостно подпрыгивает на моих руках и тянется к нему:

– Папа! Папочка!

Аккуратно вкладываю дочь в объятия Юры. Машенька тут же сама целует его в щёку и обнимает за шею. Бурсин вспыхивает сиянием ярче самой горячей звезды. Откровенно счастлив. Разворачивается к своей маме, а мне остаётся лишь наблюдать.

– Родная моя, познакомься, это бабушка Лида.

Приятно видеть, что она не набрасывается на новоиспечённую внучку, как безумная. Не треплет за щёчки (чего я вообще терпеть не могу), а просто широко улыбается, говорит ласковые слова и тепло держит Машу за ручку.

Макеев оттесняет меня, закрывая широкой спиной происходящее, и я остаюсь вроде как не у дел. Так тоскливо становится на душе, что выть охота.

Сзади меня за плечи обнимает мама и поправляет мои волосы, как раньше на детских утренниках.

– Никуля, наша принцесса. – шепчет на ушко папа. – Дочка, всё хорошо?

– Мг-м, – удается выдавить, сглатывая слёзы.

– Милая, мы не знаем этих людей, мы знаем тебя. Ты столько вытерпела от Ильи, – тихонько тянет мама, – Поэтому, если так получилось, что все эти товарищи не знали о нашей Марусеньке, то на это была очень веская причина. Значит, они заслужили. Ни в чём нет твоей вины. Поверь, Бог видит, кого обидеть.

– Ника, не кисни, держи, – Елисей протягивает мне бокал шампанского.

– Я что так плохо выгляжу? – пытаюсь проморгаться и осушить глаза.

– Ага, прям, как моль в обмороке, – хохотнул братик.

– Цыц, Лисёнок! – одёрнула его мама.

– Да ладно, Ника, ну и ландыш с ними. Не дрейфь, прорвёмся. Главное не плачь… Хочешь, я их отромашкаю и в одуваны макну?

– Елисей! – строго шикнул папа.

– Да шучу я, шучу. Аха-ха, ну чё вы все такие агрессивные?

Дзинь! Лисёнок коснулся своим бокалом шампанского моего бокала и подмигнул:

– Потрещат родственнички и разойдутся. Скоро твоя подружка прилетит. Оттянетесь. Успокойся, всё нормально!

– Да. Точно. Нормально. – я выдохнула, и мне стало полегче.

Хотя внутри болезненно копошатся мысли: «Он даже не представил меня своей маме. Действительно, зачем? Кто я такая? Знаменитая Николетта…» Язвительный тон Макеева набатом звучит в голове.

Кучка гостей отошла от меня ещё дальше в глубь гостиной, по-видимому ближе к жене Бурсина. Слышится смех, гул радостных голосов и даже прихлопывания в ладоши. Неожиданно от них отделилась Юрина мама и решительно направилась ко мне. У меня душа в пятки ушла. Что сейчас будет?

– Николетта, дорогая! Прости, золотая моя, я не поздоровалась. – она взяла в свои мягкие ладони мои руки и начала потряхивать их в воздухе. – Лидия Петровна. Мама того оболтуса, который так счастлив, что мы простим ему бестактность, правда же? Мы взрослые девочки, познакомимся сами.