Виктория Павлова - Пристанище для уходящих. Книга 3. Оттенки времени

Курт нахмурился и подошел вплотную. Пришлось задрать голову: он почти такой же высокий, как отец. Внешне они даже немного похожи: крепкие, как древние деревья, и несгибаемые, как вереск, но, в отличие от отца, он казался более меланхоличным. Я по инерции положила руку ему на плечо, но ощутила лишь теплую, плотную, мягкую ткань, а под ней – тугие мышцы, твердые, как камень, непоколебимые. Еще когда я владела эмпатией, знала, что Курт и внутри бесстрастен, как скала. За неполные три года он не проявил эмоции ярче легкого волнения.

– Зря ты поехала на встречу одна.

– Думаешь, Лагари на меня бы напал?

– Не Лагари, – отчетливо произнес Курт.

У него сжались губы, чуть опустились кончики рта, а крылья носа затрепетали. С тех пор как я однажды проснулась и поняла, что эмпатия пропала, мне оставалось только вглядываться в лица, стараясь угадать эмоцию. Волнение явно есть и что-то еще. Страх?

– Ты сказал, что Ордену обо мне неизвестно, что данные обо мне и моей матери утеряны. С чего им нападать?

– Чем глубже ты в это влезаешь, тем больше людей узнают о тебе. Просто поумерь пыл.

Он прав, мне больше нельзя ошибаться и подводить людей, но пыл я поумерю, только когда выясню, кто убил мою мать. Три расследования подтвердили самоубийство, и Курт говорил то же самое, но не покидало чувство, что здесь что-то не сходится. Приплетать личные интересы я тоже не имею права, но все же приплела, хотя несколько раз уговаривала себя остановиться.

– Как прошла поездка?

– Все в порядке. Отчет там, где обычно, – сухо сообщил Курт. Он никогда не показывал личного отношения к моим просьбам, и даже не знаю, что услышала бы, попроси я его высказаться откровенно.

В коридоре раздались шаги. Судя по бодрости – шагал канцлер. Ну уж нет. Увидит меня и захочет что-нибудь обсудить, потом начнется официальный обед, и я снова все упущу.

Поумерить пыл, значит? Не лезть?

– Сообщи мне, когда Лагари и семья будут в безопасности. И в охранку зайди, – махнула я Курту и ринулась по коридору. – Позже нужно поговорить. Хочу влезть в это еще больше.

Няня Рика, Марилиз, всегда играла с ним у огромной, увитой плющом беседки. Я и сама полюбила эту беседку с первого взгляда: окруженная кустами жасмина, Т-образной формы, она давала ощущение уединения даже посреди оживленного королевского парка, потому что пряталась между живых сосен, а плющ так густо покрывал ее стены внутри и снаружи, что деревянные рейки терялись в листве. Правильное место среди прочего вычурного безобразия.

Марилиз кралась вдоль беседки, наполовину скрытая кустами, подбираясь к углу, за которым, видимо, прятался Рик. Раньше, чем она успела заглянуть за угол, я добежала до нее и приложила палец к губам. Марилиз присела в книксене. На ее одежде виднелись листочки жасмина и зеленые следы, значит, план по лазанию в кустах и валянию на траве выполнен. Марилиз имела степень по педагогике, специализацию по дефектологии, умела оказывать первую помощь и, кроме немецкого, еще свободно говорила на английском и французском, знала наизусть кучу сказок и, даже ползая среди кустов, сохраняла достоинство, а еще Рик в ее руках делался шелковым. Она говорила уверенно и то, чего от нее ждали, никогда не путалась в этикете и всегда пребывала в приподнятом настроении. Ее совершенство сводило с ума. Иногда я хотела оказаться на ее месте, а иногда ненавидела.

Я осторожно выглянула из-за края беседки. Рик подбирался к углу с другой стороны – глаза горят, улыбка шире лица. Уже привычным усилием я подавила боль от осознания того, как сильно сын похож на отца, и выскочила ему навстречу.

Радость разнеслась по поляне громким воплем. Я присела, и цепкие теплые пальчики обхватили шею, а носик, щекоча кожу, уткнулся в ключицу. Милый островок мира и покоя пах уютом и травой, извивался змейкой, стоило его покрепче прижать к себе, и фыркал в ухо от переполнявших чувств. Выпускать его из рук так не хотелось… Так бы и не отпускала, погрузившись в осязаемую бурлящую энергию жизни через объятия, но уже через две секунды непоседливые ножки захотели побегать. Мама, догоняй!

Мы сбегали к лирохвостам – подарок князя Люксембурга, а потом обратно, развалились на траве под жасминовыми кустами, разглядывая кроны сосен. Рик так устал, что даже не мог доползти до мяча, а только тыкал пальцем. Пора его кормить и укладывать спать.

– Скажи «мяч».

Глазки закрывались, Рик упрямо хныкал и ныл, но дефектологи запретили идти на поводу, как бы ни хотелось. Надо перенести советы на час пораньше, чтобы Рик не засыпал от усталости, когда я к нему прибегаю, а то скоро совсем забудет мое лицо или решит, что я прихожу только во сне.