Йонас Бонниер - День гнева [litres]

– Вы решили? – переспросил он. – Интересно, и что же вы еще решили?

Он положил ногу на ногу и откинулся на спинку кресла, демонстрируя готовность слушать.

– Что Анна Андерсон должна знать свое место, – в Кнутбю, в общине и здесь, дома. Не ей решать, что нам есть на обед или во что должны быть одеты дети.

– Но она няня, – возразил Синдре, – а ты…

– А я твоя жена, – перебила Микаэла. – И в этом доме я значу больше, чем она.

– Кто вбил тебе в голову эту глупость? – Синдре вложил в этот вопрос все презрение, какое только чувствовал к толстой, ленивой Микаэле. – Точно не я и вряд ли твоя сестра.

Она выпучила глаза, но сдержалась.

– Не знала, что ты такой злой, Синдре.

Тут Синдре задался вопросом, не выпила ли она. В отличие от большинства людей, Микаэла, приняв на грудь, смелела, а не раскисала и выражалась куда яснее, чем трезвая, даже если язык заплетался.

– Это она сделала тебя таким, – продолжала распаляться Микаэла. – И настроила против моей сестры.

– Ты имеешь в виду Анну?

– В ней сатана, так говорит Эва.

– Рассуждай о том, в чем хоть немного смыслишь, – предупредил Синдре, возвысив голос. – И не впутывай в это Эву и сатану.

Микаэла смотрела на него обеспокоенно, но не только. В ее взгляде Синдре уловил нечто новое, что можно было, пожалуй, назвать выражением материнской заботы. Что, собственно, такого наговорила ей Эва?

– Теперь в этом доме все будет по-другому, Синдре, – снова заверила она, на этот раз почти с нежностью. – И будет лучше. Понимаю, что и сама виновата во многом, не только она. Теперь я буду сильнее.

Дальше Микаэла изложила ему свой план. Во-первых, ужины. По вечерам они будут есть все вместе – она, Синдре и дети. Без Анны, которая, как прислуга, не может сидеть с ними за одним столом.

Синдре понял, что эта идея исходит от Эвы. Что Микаэла лишь слово в слово повторяет, что сказала сестра.

Он восхитился новой игрой Эвы Скуг, запустившей щупальца сквозь стены Гренста-горда. Входило ли переселение в его дом Микаэлы в ее планы изначально, или же Синдре женился на сестре Эвы по собственной инициативе? Он уже не помнил, как все произошло, но в любом случае это было ошибкой.

Они сидели на кухне и ели. Первые недели после объявления нового порядка Микаэла готовила сама. Возможно, только потому, что это согласовывалось с представлениями Эвы Скуг об идеальной жене, но в любом случае Микаэла была кто угодно, только не кулинар. Ее способность пережарить, недосолить или недоложить чего-нибудь в любое блюдо поражала. В конце концов, Микаэла обратилась за помощью к Анне, и та, конечно, не оставила ее. Долма, эскалоп – по крайней мере, содержимое тарелок стало съедобным.

Что касается разговоров за столом, здесь ситуацию спасали дети. Ирис и Антон приняли новые порядки, хотя и не изменили своего отношения к Микаэле. Они как ни в чем не бывало обсуждали школьные новости и одноклассников, избавляя Микаэлу и Синдре от необходимости говорить друг с другом и лишний раз доказывая тем самым, что говорить, собственно, не о чем.

После ужина Синдре отправлялся на прогулку, что тоже стало частью нового порядка и не обсуждалось. Дети знали, что после десерта папа уйдет из дома, а когда он вернется, они уже будут спать. Все чаще и Микаэла успевала лечь к тому времени. Она по-прежнему спала в комнате для гостей. Иногда по возвращении Синдре видел свет сквозь неплотно прикрытую дверь гостевой, но Микаэла к нему не выходила, за что он был ей несказанно благодарен.

Демоны Синдре все так же не решались напасть ни на Эву, ни на Микаэлу. Или это был вопрос времени?

Свидания в темной конюшне вошли у них в привычку, поскольку эта территория ощущалась как нейтральная. Переезд Беттан к Петеру и Эве, как выяснилось, был лишь временной передышкой. Беттан не собиралась разводиться с мужем, который любил ее и отпускал отдохнуть от него, сколько потребуется.

Дома Скугов и Форсманов разделяло не более полусотни метров. При желании Беттан и Синдре могли помахать друг другу каждый из своей спальни, во всяком случае, послать солнечный зайчик. Но вместо этого они спускались к конюшне, в нескольких километрах в стороне от Гренстакюллена, – достаточно далеко, чтобы не беспокоиться о том, что кто-нибудь увидит их вместе. И достаточно далеко – для Синдре, – чтобы сделать вид, что в Гренсте вообще не существует ни домов, ни жизни в какой-либо ее форме.

Удерживать эту иллюзию оказалось сложнее. Микаэла днями напролет просиживала у Эвы – жаловалась на мужа, распускала сплетни об Анне Андерсон и строила с сестрой новые планы, как сделать жизнь Синдре еще менее сносной. Беттан должна была слышать, по крайней мере, часть этих разговоров, но никогда не затрагивала этой темы первой, а Синдре не спрашивал. В темноте конюшни, привычной Беттан с детства, она без усилий разряжала ситуацию, переводя все в русло обыденности. Говорила больше о работе и о том, что прочитала в газетах.