Йонас Бонниер - День гнева [litres]

Эва выбрала трассу 282 на Эдсбру. В той стороне к озеру Эркен спускалось много уединенных тропок, на каждой из которых можно было припарковаться без помех.

– Я соскучилась по ласкам моего Иисуса, – сказала Эва, не в силах скрыть нетерпения. – Я соскучилась по его ласковым рукам и неземной любви.

Она ехала быстро. Дорога была прямая и видимость хорошая, несмотря на сгустившиеся сумерки. Вечерами здесь было тихо. Даже в сентябре Эве не встречались ни дикие кабаны, ни лоси, а других зверей она не боялась.

– Я соскучилась по тебе, – повторила она.

– Я по тебе тоже, – отозвался Синдре. – Я видел сны, которые можешь истолковать только ты, но не хотел обсуждать это по телефону.

– Да?

– Думаю, для начала нам лучше припарковаться.

– Рассказывай, я найду где.

Еще пару минут Синдре медлил, а потом решил подчиниться.

– Первый был несколько недель назад, – начал он. – Мне снилась Кристина.

Эва смотрела вперед и держалась у самой дорожной разметки, ослепительно белой в свете фар.

– Она снилась мне много раз, но это был особый случай, я понял это сразу. Я видел счастливую Кристину. Она сидела за столом, окруженная незнакомыми мне людьми, пила красное вино и была как будто в центре внимания.

Синдре сделал паузу. Эва вела машину.

– Когда я проснулся, не помнил ни слова из того, что говорили эти люди. Но Кристина точно играла на скрипке, которая во сне выглядела скорее как лютня. Не знаю почему, она выбрала Элвиса Пресли, «Lovemetender». При этом она пела, но без голоса, просто двигала губами.

Синдре рассмеялся. Эва узнавала его манеру выстраивать монолог – сначала всерьез, потом с легкими вкраплениями юмора, чтобы несколько снять напряжение и дать слушателям возможность в расслабленном состоянии разглядеть зерно истины.

Эва с интересом ждала продолжения.

– И тут… – снова начал Синдре, – я уже собирался идти восвояси, оставив счастливую Кристину в компании ее новых друзей, когда вдруг понял, что один из них мне знаком. Точнее, одна… она сидела и пела вместе со всеми, и я точно знал, кто она.

Эва сбавила скорость. Она сама не понимала, зачем это сделала, машина выехала на новый прямой отрезок трассы. Справа был густой березняк, небольшая поляна слева. Эва должна была ожидать, что теперь Синдре назовет имя или скажет, что за столом сидела Фирца, которая наконец вернулась домой, но мысли из головы выветрились, и Эва ни о чем не думала.

– Микаэла.

Потребовалось несколько секунд, чтобы Эва услышала это имя.

– Микаэла?

– Когда я увидел ее, – продолжал Синдре, – поначалу это ощущалось как нечто естественное, само собой разумеющееся. Я помахал ей рукой, она рассмеялась и помахала в ответ.

Эве стало не по себе. Недомогание пришло неизвестно откуда, как если бы, к примеру, Эва добавила в кофе слишком много молока. Световые конусы фар метались, словно ощупывая окрестности на предмет возможной парковки. В памяти всплыли слова Петера о том, что Синдре застраховал жизнь своей молодой жены.

– Вот как, – отозвалась Эва.

– Я бы хорошо подумал, прежде чем толковать этот сон, – заметил Синдре, – потому что…

– Потому что здесь возможен только один-единственный вариант толкования, – раздраженно перебила Эва.

В конце концов, Синдре нужно было напомнить, с кем он говорит.

– Возможно, – согласился он. – Тем не менее я не хочу этого делать. И вот несколько дней спустя мне снова приснился этот праздник. Кристина и Микаэла сидели за столом, радостные, как и остальные гости.

– Так это был праздник?

Эва свернула на луг и припарковалась в паре метров от проселочной дороги. Она включила сигнальные фары, оставила мотор работать, чтобы не погасла приборная панель, и развернулась на водительском сиденье, чтобы видеть его лицо.

– На этот раз я лучше разглядел обстановку, – продолжал Синдре, встретив ее взгляд. – Да, это был праздник, и обе были в числе гостей. Позади их стола виднелись и другие, круглые и продолговатые, в просторном, хотя и не сказать чтобы роскошном зале. В свете прожектора я увидел потертый паркетный пол. Посредине был освещенный круг, не занятый столами, представляешь себе? В динамиках играла музыка, которую я тоже как будто уже слышал. Что-то современное, радиомузыка… понимаешь, о чем я? Что-то укололо мне подбородок, я оглядел себя и обнаружил, что на мне фрак и галстук-бабочка.

Паузы становились все короче.

– И вот я направился к этому световому кругу посреди зала. Сразу все стихло. Я понятия не имел, что должно произойти, и ждал, сам не зная чего. Дверь напротив меня распахнулась, и по залу заскользил луч еще одного, огромного прожектора. В его свете появилась невеста, женщина в подвенечном платье с длинным шлейфом. Она как будто не шла, а парила над паркетом, и ее лицо закрывала вуаль. Лишь приблизившись ко мне, женщина откинула ее и показала мне свое лицо.