Анне Ханкок - Питбуль

— Кортадо? Флэт уайт? — спросила Микала. — Что будешь?

— Кофе, — ответил Шефер.

Она улыбнулась и начала молоть кофе в чудовищной эспрессо-машине, которая звучала как буровая установка, дробящая металл.

Взгляд Шефера упал на бланк одной из бумаг, которую он отодвинул в сторону, и он посмотрел на Микалу:

— Только не говори, что это Сандал?!

— Чего-чего? — Она выключила машину, чтобы расслышать его, и взглянула на него, сдвинув брови.

Шефер втянул щеки, чтобы не улыбнуться.

— Что такое? — спросила она.

— Сиденье было поднято, — сказал он, указывая большим пальцем через плечо в сторону ванной.

Микала слегка покачала головой.

— Ну и что?

Шефер показал ей бланк Университетской больницы Монпелье.

— Сандал?

Микала улыбнулась и опустила глаза.

— Быстро все завертелось, не правда ли? — Он пожевал губами и посмотрел на часы. — Меньше сорока восьми часов после первого…

— Мы вместе уже четыре месяца. — Она протянула Шеферу чашку и выжидающе посмотрела на него.

Шефер нахмурился и поднял подбородок.

— Но вы же познакомились на днях, когда мы…

— Нет, просто Якоб пока не хочет кого-либо посвящать. Прошло еще так мало времени, и…

Шефер поднял брови и удивленно кивнул.

— Ну, тогда Бертельсен, может быть, и прав. — Он потянулся за кофе, не прерывая зрительного контакта. — Может быть, я действительно сдал.

— Нет, ты просто не заметил этого, потому что тебе все равно, чем я занимаюсь в свободное время. — Микала опустила взгляд.

— Да ну нет, — сказал Шефер, ерзая на стуле. — Но, слушай, поздравляю! Сандал кажется отличным парнем.

— Брось, — сказала Микала, делая глоток кортадо, — я знаю, что ты считаешь его идиотом.

— Нет, это не так, — покачал головой Шефер. — Высокомерным говнюком — может быть, но не идиотом.

Микала улыбнулась.

Шефер тоже.

— Кстати, ты слышала, что он ошибся насчет Уилкинса? — спросил он.

— Угу, — кивнула Микала. — Он не очень-то этим гордится.

— Ну, это понятно, но слушай! Нельзя же каждый раз попадать в яблочко. — Шефер всплеснул руками. Ему приходилось очень сдерживать себя, чтобы не разразиться пением.

— Ладно, ладно, хватит о нем! — сказала Микала, садясь напротив Шефера. — Что я должна посмотреть?

— Домашнее видео, — сказал он, открывая компьютер. — Что тебе вообще известно о порнографии с бондажем и насилием?

— На самом деле довольно много. БДСМ все больше и больше захватывает порноиндустрию, — сказала Микала, скрестив руки на груди.

— БДСМ?

— Бондаж, обездвиживание. Доминирование, подчинение. Садизм, мазохизм.

— Господи Иисусе, — воскликнул Шефер, качая головой. — А что плохого в обычном сексе?

— Ничего, — ответила она. — Обычный секс — одна из самых популярных категорий. Есть сотни тысяч любителей, которые записывают себя на домашние видео и выкладывают их в интернет. Это своего рода хюгге-эксгибиционизм. Речь идет не о порноактрисах с силиконовой грудью, а о полненьких волосатых домохозяйках и сравнительно скромно одаренных достоинством мужчинах. Другими словами, это обычные мужчины и женщины. Освещение на таких записях редко бывает хорошим, ракурс также не оптимален, и…

— Ну, я смотрю, ты видела уже порядочно таких записей.

— О да, видит бог, — ивнула Микала. — Ты бы удивился, узнав, как много о людях говорят их порнографические предпочтения. Часто какой-нибудь робкий дружелюбный бухгалтер или молодой, преданный своему делу школьный учитель оказываются любителями самого жесткого хардкора. Те, в ком ты бы никогда не разглядел внутреннего садиста.

Шефер кивнул.

Несколько лет назад он помог разоблачить ложу педофилов. Одиннадцать человек были осуждены за хранение или участие в производстве порнофильмов с участием несовершеннолетних. Один мужчина, который поначалу произвел впечатление самого невинного — ботаник, которого его близкие считали чуть ли не неженкой, — оказался на записях, попавших в руки полиции, наиболее омерзительным среди всех.

— Тот, кого мы сейчас увидим, тоже не алтарный служка, — сказал Шефер, — предупреждаю.

Он открыл ссылку и нажал «Play».

— Что думаешь? — спросил Шефер, глядя на Микалу. Они пересматривали запись с Мией Сарк трижды, и он рассказал ей все, что сам думал об этом деле.

— Что это за преступник? — спросил он. — Каков его мотив?

— Не знаю, все ли к этому сводится, но я сразу же подумала, что для него здесь важнее всего его переживания. — Микала отставила чашку с кофе. — А еще я снова задаюсь вечным вопросом: что заставляет мужчину причинять женщине боль? Откуда берется это абсолютно животное желание взять женщину силой?