Кэтрин Маккензи - Я никогда не скажу

Для меня все это казалось незыблемой истиной, когда неожиданно возник некто.

Мэри Макаллистер всегда говорила своим ученикам, что если лошадь сбросила вас, нужно немедленно оседлать ее снова — что-что, а дельные советы она всегда давала вовремя. Упустишь момент — готовься к краху.

Жизнь была во многом похожей на верховую езду. И решающим фактором в ней было время. Но как раз с чувством времени у нее было плохо, если только она не сидела верхом на лошади. Во всех других случаях она то и дело опаздывала, а то и вовсе пропускала важные события. Но это, как правило, не имело особого значения. На занятия с детьми она не опаздывала никогда. К лошадям тоже — безо всякого будильника она каждый день вставала на рассвете, чтобы убедиться, что лошади накормлены, вымыты и выведены на прогулку. А остальное, что, по всей видимости, играло огромную роль для окружающих, по части пунктуальности ей никак не давалось.

Сегодня же именно пунктуальности ей и не доставало, тем более что у одной из лошадей слетела подкова, а у другой воспалилась нога, но кого, кроме нее, это могло всерьез взволновать? И какая-то ее часть, похоже, даже наслаждалась мыслью о том, что вся честная компания сидит и нетерпеливо ждет ее появления, понимая, что без нее они так и будут просто сидеть и истекать слюной от жадности.

Мэри никогда не осознавала до конца, что за сила заключена в доверии, объединяющем обитателей лагеря. Это были, так сказать, технические вопросы, не имевшие для нее особого значения. Все, что было известно каждому из них — ее отец нередко возражал против продажи лагеря, пока он жив. Причем делал это один в один как миссис Беннет из «Гордости и предубеждения», когда она в очередной раз жаловалась на проблемы со своим «майоратом». «Именно вам, детишки, — нередко говаривал отец, — и предстоит выяснить, как обойтись с этим местом».

А потом родители умерли — тогда и начались сюрпризы. Отец хотел, чтобы они обеспечили работу лагеря в его последнее лето. Свифт больше ничего не сообщил им, кроме того, что в День Труда они наконец получат хоть какую-то новую информацию. Это заставило Мэри задуматься. Может быть, отец в жалобах пытался выразить свою любовь? Или он настолько влюбился в то, что он называл своей «тюрьмой», что заполучил своего рода стокгольмский синдром [4] Термин, популярный в психологии, описывающий защитно-бессознательную травматическую связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором в процессе захвата, похищения и/или применения угрозы или насилия. , спровоцированный сорока годами детского смеха и тихой красотой озера?

Скоро она об этом узнает.

Наконец она была готова, чтобы отправиться туда. Она терпеть не могла процедуру оформления машин в аренду, тем более что через лес от принадлежащей ей фермы, которая находилась в четырех милях отсюда, к лагерю пролегала прекрасная широкая тропа. Было чуть позже десяти, когда она оседлала Корицу и вывела ее из конюшни. Тропинка шла по красивым местам, через листья деревьев сочился свет, сквозь ветви просматривалось озеро. Ей нравилось, что вокруг царило безмолвие, если не считать звуков их с Корицей смешанного дыхания да шума случайной моторки с озера.

Она знала, что кое-кто из ее братьев и сестер захочет поскорее продать имущество, заграбастать денежки и смыться побыстрее. Но поступить так было бы преступно. Что же ей делать, ей, привыкшей выживать? Что она могла сказать им, чтобы убедить оставить все как есть? Но, как бы она ни старалась, все равно не могла найти нужных доводов.

Возле скобяного магазина тропа превратилась в настоящую дорогу. Мэри привязала лошадь к перилам крыльца, похлопала Корицу и принесла ей воды для питья в здоровенной жестянке — такие стояли здесь у каждого крыльца, исполняя роль простейших огнетушителей, которыми мог бы воспользоваться даже ребенок. Как же ей хотелось остаться с Корицей, а то и просто вновь оседлать ее да уехать прочь, но она понимала, что тем самым лишь немного отсрочит неизбежное. Поэтому прошла сквозь подлесок и поднялась по задней лестнице к дому своих родителей.

Она посмотрела через раздвижные стеклянные двери в гостиную. Все они — ее семья, Шон и мистер Свифт сидели на кушетках, которые ее родители унаследовали от бабушки и дедушки, и смотрели на дверь, словно заключили некое пари на то, кто войдет в нее первым. Словно ожидали появления Годо [5] « В ожидании Годо » — пьеса ирландского драматурга-абсурдиста Сэмюэля Беккета. .