Роберт Блох - Чучело белки

И, наоборот, скажет , что, когда он ответил на все вопросы мистера Арбогаста, того заинтересовало лишь одно: что девушка спрашивала, далеко ли до Чикаго и сумеет ли она добраться туда за день.

Это привлекло внимание мистера Арбогаста, и он тепло поблагодарил Нормана, сел в свою машину и уехал. Точка. Нет, Норман понятия не имел, куда направлялся мистер Арбогаст. Мистер Арбогаст ничего не сказал по этому поводу. Он просто уехал. Когда это было? Вскоре после ужина. В субботу.

Вот и все — констатация фактов и только. Никаких деталей, подробностей, домыслов, которые могли лишь разбудить чьи-нибудь подозрения. Да, какая-то девушка останавливалась на ночь, а утром поехала дальше. Да, неделей позже приехал детектив, искавший эту девушку; он задал несколько вопросов, остался доволен ответами и тоже уехал. Сожалею, но больше ничем не могу помочь.

Норман был уверен, что на этот раз сумеет рассказать все спокойно, без накладок. Потому что ему не придется беспокоиться о маме.

Она больше не будет выглядывать в окно. После того, как он сделает то, что задумал, мамы вообще не будет в доме. Даже если кто-то заявится с этим самым ордером на обыск, мамы ему не найти.

Лучшей защиты не придумать. И не только для него, но, даже в большей степени, для самой мамы. Норман принял решение и непременно его выполнит. Не стоило даже дожидаться утра.

Странно, хотя все уже действительно закончилось, он оставался полностью уверенным в себе. Не то что неделю назад, когда он совсем потерял голову и мечтал только о том, чтобы мама оказалась в доме. Теперь он именно не хотел этого. И уж на этот раз он найдет в себе достаточно самостоятельности, чтобы заявить ей об этом.

Он решительно поднялся на второй этаж и прошел прямо в мамину комнату. Включил свет. Мама лежала в постели, конечно, но не спала — она с самого начала лишь притворялась.

— Норман, где ты был так долго? Я вся изволновалась…

— Ты знаешь, где я был, мама. Не притворяйся.

— Все в порядке?

— Да, конечно, — он сделал глубокий вдох. — Мама, я вынужден попросить, чтобы ты на время отказалась от своей комнаты. На неделю или около того.

— Что такое?

— Я сказал, что вынужден попросить, чтобы ты не спала в этой комнате ближайшую неделю или около того.

— Ты в своем уме? Это моя комната.

— Я знаю. Но я не прошу, чтобы ты покидала ее навсегда. Только на неделю. Или около того.

— Но с какой стати…

— Мама, пожалуйста, выслушай меня и постарайся понять. Сегодня у нас в доме был мужчина.

— Тебе обязательно говорить о таких вещах?

— Да, обязательно — по крайней мере, на этот раз. Потому что рано или поздно этого мужчину начнут разыскивать. И я скажу, что он побывал в мотеле, задал несколько вопросов и уехал.

— Правильно, сынок, именно так ты и должен сказать. И с этим будет покончено.

— Возможно. Я надеюсь на это. Но я не могу рисковать. Может быть, они захотят обыскать дом.

— Пусть обыскивают. Никакого мужчины они здесь не найдут.

— И тебя тоже, — Норман набрал в легкие побольше воздуха и зачастил: — Я не шучу, мама. Это ради твоей же безопасности. Я не могу допустить, чтобы кто-нибудь увидел тебя, как этот детектив сегодня. Я не хочу, чтобы тебе начали задавать вопросы, и ты не хуже меня знаешь почему. Это невозможно, и все. Поэтому безопасней всего для нас обоих сделать так, чтобы тебя тут не было.

— И куда же ты собираешься меня деть? Утопить в болоте?

— Мама…

Она начала смеяться. Звуки, которые она издавала, походили на карканье, и Норман знал, что если она разойдется, ее уже не остановить. Единственным способом предотвратить истерику было перекричать маму в самом начале. Неделю назад Норман ни за что не осмелился бы на это, но сейчас была не прошлая неделя, а сейчас , и все обстояло иначе. Сейчас Норман должен был взглянуть в лицо правде. Мама была не просто больна: она была психопаткой, и очень опасной к тому же. Ее следовало держать под строгим надзором, и он твердо решил обеспечить этот надзор.

— Замолчи! — рявкнул он, и карканье стихло. — Извини, — сказал он уже мягче, — но ты должна выслушать меня. Я все продумал. Я спрячу тебя во фруктовом погребе.

— В погребе? Но я не могу жить…

— Можешь. И будешь. Тебе придется. Я позабочусь о том, чтобы ты ни в чем не нуждалась: там есть свет, и я могу поставить кушетку…

— Но я не хочу!

— Мама, я не спрашиваю, хочешь ли ты. Я приказываю. Ты будешь жить во фруктовом погребе до тех пор пока я не решу, что ты можешь вернуться в свою комнату. И я повешу на стену индейский плед, чтобы дверь не была на виду. Даже если кто-нибудь спустится в подвал, он ничего не заметит. Только так мы и сможем обеспечить твою безопасность.