Роберт Блох - Чучело белки

Он шагнул к платяному шкафу, проверил одежду, висевшую внутри на вешалках. Здесь затхлый аромат чувствовался особенно сильно — настолько, что Норман едва не задохнулся. Но одновременно он различил новый запах. Сначала он не мог понять, откуда тот исходит, но тут наступил на что-то и, посмотрев под ноги, увидел одно из маминых платьев и косынку. Они были небрежно брошены на пол, и он наклонился, чтобы поднять их, — и содрогнулся, разглядев темно-бурые пятна запекшейся крови.

Значит, мама все-таки вернулась сюда. Вернулась, переоделась и снова ушла.

Он не мог обратиться в полицию.

Он был обязан помнить об этом: он не должен звонить в полицию . Даже теперь, после того, что она сделала. Потому что она, в действительности, не отвечала за свои поступки. Она была больна.

Умышленное убийство — это одно, а болезнь — совсем другое. Человек, на самом деле, не является убийцей, если у него не все в порядке с головой. Это известно всем. Только суды иногда не понимают этого. Он читал о таких процессах. Но даже если суд разберется, что с ней такое, ее все равно упрячут куда-нибудь. И не в лечебницу для нервных, а в одну из этих ужасных государственных психушек.

Он оглядел опрятную старомодную комнату. По обоям вился узор из декоративных роз. Норман не мог допустить, чтобы маму забрали отсюда и посадили в камеру с голыми стенами. Сейчас она была в безопасности — в полиции даже не знали о ней. Мама жила тут, в доме, и никто об этом не знал. Девушке можно было рассказать, потому что на следующий день она все равно уезжала. Но полиция не должна была узнать о маме и о том, какая она. Они отправят ее гнить. Что бы она ни сделала, этого она не заслужила.

И ей не нужно бояться этого, потому что никто не знает о том, что она сделала.

Он был вполне уверен, что ему удастся все скрыть. Нужно было лишь как следует все продумать, припомнить подробности — все с самого начала.

Девушка приехала одна и сказала, что провела в пути целый день. Значит, она никуда не заезжала по дороге. И она не знала, где находится Фейрвейл, не упоминала близлежащих городов, так что, скорее всего, направлялась куда-то еще. Тот, кто ждал ее — если кто-то ждал, — жил, по-видимому, дальше на севере.

Конечно, это были только его предположения, но они казались вполне логичными. И ему оставалось лишь надеяться, что они соответствуют действительности.

Девушка, правда, сделала запись в регистрационной книге, но это ничего не значило. Если кто-нибудь спросит, он скажет, что она остановилась на ночь, а утром поехала дальше.

Ему нужно только избавиться от тела и от машины, а потом привести все в порядок и хорошенько вымыть.

И это будет совсем нетрудно. Он точно знал, как поступить. То, что ему предстояло, было неприятно, но сложностей никаких не предвиделось.

И тогда ему незачем будет обращаться в полицию. И рассказывать им о маме.

О, он вовсе не собирался оставлять случившееся без последствий — на этот раз маме придется ответить. Но это могло подождать.

Самым главным сейчас было избавиться от улик. Скрыть corpus delicti .

Мамино платье и косынку придется сжечь, как и ту одежду, что была на нем. Нет, пожалуй, лучше избавиться от всего вместе с телом.

Норман подобрал испачканные мамины вещи, скомкал их и отнес вниз. Потом схватил старую рубашку и комбинезон, висевшие на крючке в задней прихожей, и переоделся на кухне. Мыться сейчас не имело смысла — этим он займется, когда покончит с основным.

Но мама не забыла умыться, когда вернулась. В кухонной раковине он обнаружил розовые подтеки, а также следы пудры и румян.

Он сделал мысленную заметку, что нужно будет и здесь все вымыть и убрать, когда он вернется, потом сел и переложил содержимое карманов из только что снятой одежды в комбинезон. Жаль было выбрасывать почти новые вещи, но ничего не поделаешь. Чтобы помочь маме, придется кое-чем пожертвовать.

Норман спустился в подвал и открыл дверь старого фруктового погреба. Там он нашел то, что искал — отслужившую срок корзину для белья с откидывающейся вбок крышкой на петлях. Она была достаточно вместительна и чудесно подходила для его целей.

Чудесно. Господи, как он может употреблять такие слова, зная, что собирается делать?

Он поморщился, потом горько вздохнул. Сейчас было не время для самокритики и копания в себе. От него требовался прагматизм. Он должен быть очень практичным, очень осторожным, очень спокойным.

Очень спокойно он бросил свою одежду на дно корзины. Спокойно взял старую клеенку со стола у лестницы в подвал. Спокойно вернулся наверх, выключил свет на кухне, свет в прихожей и вышел в темноту, держа корзину в руках. Клеенка лежала на крышке.