Эмили Локхарт - Мы были лжецами [litres]

– Как ты?

– Я дико устал. Если тебя это интересует. – Джонни переворачивается на живот и утыкается носом в плитку. – Они сказали, что перестанут общаться, – бормочет он в пол. – Что все кончено, и они хотят прекратить общение.

– Кто?

– Тетушки.

Я ложусь рядом с ним, чтобы лучше слышать.

– Каждый вечер тетушки напивались, – бурчит парень, будто ему тяжело выговаривать слова. – И становились все агрессивнее. Они кричали друг на друга. Шатались по лужайке. Дедушка только и делал, что распалял вражду между ними. Мы наблюдали, как они ссорятся из-за бабушкиных вещей и картин, висящих в Клермонте, – но больше всего из-за дома и денег. Дедушка упивался своей властью, и мама хотела, чтобы я стал бороться за наследство. Ведь я был старшим внуком. Она давила и давила на меня… даже не знаю. Чтобы я стал любимым наследником. Чтобы я говорил гадости о тебе, так как ты – первая внучка. Чтобы стал воплощением образованного белого наследника, будущего демократии, ну и подобный бред. Она утратила дедушкину благосклонность и хотела, чтобы ее вернул я, дабы не потерять свою долю.

Пока он говорит, в моей голове вспыхивают воспоминания – такие резкие и яркие, что вызывают боль. Я передергиваюсь и закрываю руками глаза.

– Ты помнишь что-нибудь еще о пожаре? – тихо спрашивает брат. – Память возвращается?

Я закрываю глаза на мгновение и пытаюсь вспомнить.

– Нет, о нем – нет. Но вот о другом…

Джонни берет меня за руку.

Весной перед летом-номер-пятнадцать мамочка заставила меня написать дедушке письмо. Ничего особенного. «Сегодня думала о тебе и твоей потере. Надеюсь, с тобой все хорошо».

Я посылала настоящие открытки – плотные бежевые конверты, на которых было напечатано «Каденс Синклер Истман». «Дорогой дедушка, я проехала пять километров на велосипеде, чтобы сдать анализ на раковые заболевания. Команда по теннису собирается на следующей неделе. Наш книжный клуб читает „Возвращение в Брайдсхед“. Люблю тебя».

– Просто напомни, что думаешь о нем, – говорила мама. – И что ты – добрая девочка. Всесторонне образованная и гордость семьи.

Я ныла. Писать письма казалось неправильным. Конечно, мне было не все равно. Я любила дедушку и вправду беспокоилась о его здоровье. Но мне не хотелось писать о своих достоинствах каждые две недели.

– Дедуля сейчас очень впечатлительный, – сказала мама. – Он страдает. Подумай о своем будущем. Ты – его первая внучка.

– Джонни младше меня всего лишь на три недели.

– Именно! Джонни мальчик и младше всего на три недели. Так что напиши-ка письмо.

Я делала так, как она сказала.

Летом-номер-пятнадцать на Бичвуде тетушки пытались стать заменой бабушке, готовя пудинги и копошась вокруг дедушки, словно он не жил один в Бостоне со смерти Типпер в октябре. Но они были сварливы. Бабули больше не было, чтобы сплотить их, и они начали бороться за свои воспоминания, ее украшения, одежду в ее шкафу, даже за туфли! До октября их споры так и не разрешились. В то время наши чувства были слишком хрупкими.

Все дела отложили до лета. Когда мы приехали на Бичвуд в конце июня, Бесс уже провела инвентаризацию имущества бабушки в Бостоне и взялась за Клермонт. У тетушек были копии на планшетах, о которых они регулярно упоминали в разговорах.

– Я всегда любила этот орнамент с нефритовым деревом.

– Я удивлена, что ты о нем вспомнила. Ты никогда не помогала украшать дом.

– А кто, по-твоему, их снимал? Каждый год я заворачивала все украшения в специальную бумагу.

– Тоже мне, великомученица!

– А вот и сережки, которые мне обещала мама.

– Из черного жемчуга? Она говорила, что я могу их забрать!

Летние деньки пролетали мимо, и тетушки начинали сливаться в одну. Спор за спором, вспоминались старые обиды и перерастали в новые.

Варианты.

– Скажи дедушке, как тебе нравятся вышитые скатерти, – сказала мне мама.

– Но они мне не нравятся.

– Тебе он не откажет. – Мы вдвоем были на кухне Уиндемира. Она была пьяна. – Ты же меня любишь, Каденс? Теперь ты все, что у меня осталось. Ты не похожа на своего отца.

– Мне просто плевать на скатерти.

– Так соври. Похвали ему те, что были в бостонском доме. Кремовые, с вышивкой.

Легче всего было согласиться.

Позже я сказала ей, что поговорила с дедушкой.

Но Бесс попросила Миррен о том же.

Ни одна из нас не молила дедушку отдать эти проклятые скатерти.

Мы с Гатом отправились на ночное плавание. Потом лежали на деревянной тропинке и смотрели на звезды. И целовались на чердаке.