Энн Рул - Убийца рядом со мной. Мой друг – серийный маньяк Тед Банди

На расстоянии трех тысяч миль оттуда Тед строил свои теории.

Это заведомый «висяк». Люди в группе по борьбе с серийными убийствами могут как угодно плести свои сети, но то, как этому человеку удалось ускользнуть, просто потрясает. Возможно, правда, что он уже мертв. Никто не может знать наверняка.

Я собрал большой объем материала об этом деле, и у меня есть масса соображений, и пару раз у меня было искушение высказать их вслух. Общественность ввели в заблуждение по его поводу. Публичное позерство полицейских чиновников понятно, но лишает людей объективной информации о сущностной природе подобных преступлений и в конечном итоге делает их раскрытие еще менее вероятным. И, несмотря на все усилия, следователи, насколько я вижу, были ограничены своими стандартными представлениями в работе с абсолютно нестандартным делом.

Как бы то ни было, я подумывал об обнародовании моих мыслей и соображений по данному делу, но потом решил, что люди не готовы объективно рассматривать мои высказывания. Да мне и не нужна публичность…

Я писала Теду о множестве женщин, которые сообщали мне о «встречах» с ним, при этом я, естественно, не указывала ни конкретного времени, ни имен, ни мест. Я заметила, что нужно было быть сверхчеловеком, чтобы быть во всех тех местах, где люди «вспоминали» о встречах с ним. В прессе возник определенный шум, когда отдыхающие обнаружили в округе Санпит, штат Юта, дерево с вырезанным на нем именем Теда Банди и датой «78».

Я прекрасно знаком с феноменом видений Теда Банди. Он очень многое сообщает о надежности свидетельств так называемых очевидцев, не правда ли? Свидетельство очевидцев – самое ненадежное из свидетельств, используемое в суде. И это также очень многое говорит о страхе.

Случай с деревом в Юте с вырезанным на нем именем очень странный. Властям Юты прекрасно известно, что в 1978 году меня в Юте не было. Нет ничего более определенного, чем мое местопребывание в 1978 году, и тем не менее полиция Юты начинает разыгрывать свой мелкий фарс. Я полагаю, это делается для того, чтобы убедить людей, что полиция все еще активно расследует дело. Не могу сказать, зачем им это надо. У нас в этом году выборы?

Его юмор продолжал оставаться довольно едким. Я спросила Теда, не хочет ли он что-нибудь почитать, и он ответил, что ему не разрешено получать книг, даже непосредственно из издательства. Исключение делалось только для религиозных книг или тех, что приходили в одной из четырех допускавшихся посылок за год. В каждой такой посылке могло содержаться до четырех книг, но Тед уже израсходовал свой лимит на 1986 год.

Я спрашивала его, занят ли он работой над своим делом, и он ответил, что его больше не занимают юридические проблемы.

Теперь я все оставляю моим адвокатам. Я больше не считаю юридическую казуистику позитивным и вдохновляющим опытом, мягко говоря. Теперь, когда у меня появились адвокаты, обладающие способностями и ресурсами разбираться в проблемах моих дел, я свел свое участие в этом к минимуму. У меня есть чем заняться.

Он не уточнил чем.

Пиши

Добра и мира Тед

Больше я не получала от него писем. Я уверена, что я ему писала. Но конец 1986 года стал для меня началом двух безумных лет. Я заканчивала книгу о Диане Даунс «Малые жертвы», читала лекции в Калифорнии и готовила месячное рекламное турне. (Это турне продолжалось с одинаковой активностью между выходом двух изданий «Малых жертв» в твердой и мягкой обложке, и со временем оно становилось даже еще более напряженным.)

У Теда, с другой стороны, всегда был избыток времени. Что-то всегда спасало его в последнюю минуту. Я часто подумывала о том, чтобы снова написать ему и проверить, ответит ли он. И всегда надеялась на то, что, возможно, когда-нибудь он скажет мне правду, которую он так тщательно от всех скрывал.

Тед писал, что он больше не занимается дилетантской практикой уголовного права, что у него есть чем заняться и без того. Я подозреваю, что огромную часть его времени в тот момент занимала обширная переписка. Мне предстояло узнать, что Тед писал очень многим людям, включая женщин по всей Америке. Тем, кого я знала, он писал о потребности в марках, деньгах, помощи в исследованиях. Он ответил на многословное поэтическое послание от человека, выросшего в Такоме в одно время с ним. Человек этот, добрая душа, большой любитель животных, жил на острове в заливе Пьюджет. Он, несомненно, был талантливым автором ностальгических текстов, и я не могу представить, чтобы Тед смог противиться искушению ответить на письма, вызывающие в нем «горько-сладкие» воспоминания о собственной юности. Тед отвечал и постепенно сплел некую эпистолярную «сеть» – или, по крайней мере, так ему казалось.