Энн Рул - Убийца рядом со мной. Мой друг – серийный маньяк Тед Банди

– находятся в такой же зависимости от совершения преступлений, как наркоманы от наркотиков или алкоголики от алкоголя;

– зачарованы работой полиции: они либо проводят время,слоняясь вокруг полицейских участков, либо даже работают в полиции в качестве помощников;

– ищут особый тип жертв: женщин, детей, бродяг, стариков,гомосексуалистов – уязвимых людей;

– используют особые способы и хитрости, заманивая жертв туда, где им не смогут оказать помощь;

– страдали от насилия в детском возрасте до пяти лет.

Я полагала, что серийные убийцы – очень способные чувствительные дети, над которыми либо совершалось насилие, либо они были брошены, унижены или отвергнуты в самый ответственный момент формирования их совести.

Это было рискованное предприятие, и я понимала, что могу оскорбить Теда до такой степени, что он мне не ответит. Я подчеркивала, что, по моему мнению, серийные убийцы не могут по собственной воле прекратить убивать и что они прекращают совершать преступления только в том случае, если больше не могут справляться со своими жертвами, оказались в тюрьме или попросту умирают. Я писала ему буквально то же самое, что говорила своей аудитории на лекциях и что десятки раз произносила на телевидении.

Так же как и другим экспертам в этой области, мне было страшно любопытно узнать, что Тед может сказать о серийных убийцах. Тед Банди был в своем роде «золотой жилой». Мне всегда казалось, что он способен дать какой-то ясный ответ на тот страшный вопрос, который был в нем заключен. Если бы он захотел, он мог бы принести хоть чуточку добра в этот мир, хотя бы просто признав свою вину и предложив помощь криминологам, психиатрам и психологам, которые стремятся остановить поток новых «Тедов».

Однако он был не готов к этому… пока.

Как бы то ни было, я ждала ответа на свое письмо. Но ответа не было. Либо я все-таки вызвала его неприязнь и раздражение, либо он был просто слишком занят, чтобы написать ответ.

И он на самом деле был очень занят. Он мог выбирать, кого осчастливить своими познаниями и философией. Все, начиная от

Конни Чанг [46] Американская журналистка, ведущая и репортер американских телевизионных новостных сетей. и «20/20» [47] Расследовательская телепередача на канале Эй-Би-Си (ABC). до журнала «Пипл», передачи «60 минут» и бесконечного списка СМИ боролись за внимание Теда. Из своей камеры Тед заявил, что он даст интервью самому престижному СМИ в его понимании – «Нью-Йорк Таймс». И пока чиновник из Флориды заявлял, что Тед «играет в очень опасную игру, в которой скорее всего проиграет» и что даже огромное число противников применения смертной казни закрыло бы глаза на ее применение в случае Теда, он преспокойно давал интервью «Таймс».

Как и в случае со мной, он был выше всего этого.

«Если кто-то считает меня монстром, пусть лучше посмотрит вглубь самого себя. Ко мне это не имеет никакого отношения, потому что меня не знают. Если бы меня знали по-настоящему, то поняли бы, что я никакой не монстр. Для многих изобразить кого-то чудовищем – весьма популярный и эффективный способ отгородиться от угрозы непостижимого и страха перед ним. Это можно сравнить со страусом, прячущим голову в песок. Когда люди навешивают на кого-то ярлык безнадежного монстра, психически нездорового или ненормального в каком-то еще отношении, они как раз и прячут головы в песок из-за элементарного невежества…»

Подобно многим другим серийным убийцам, Тед нуждался в том, чтобы его считали нормальным человеком. Он не хотел, чтобы его воспринимали как извращенца. Полный таких чудовищных отклонений, которые заставляют задаться вопросом, как ему удавалось сохранить в неприкосновенности свой интеллект, он тем не менее не хотел, чтобы его считали монстром. И подобно многим другим социопатам, которых мне приходилось слышать, Тед очень часто говорил различными клише, хотя на словах их презирал. «Много воды утекло», «прятать голову в песок»… Клише дают социопату некую опору, служат неким якорем, позволяющим ему вести коммуникацию, говорить на языке нормальных людей.

Тед не хотел, чтобы его считали монстром, и я всегда пыталась найти в нем другую его сторону. Иначе я просто не смогла бы писать ему. Разум настойчиво подсказывал мне, что я имею дело с «монстром», но эмоции заставляли надеяться, что где-то в этом монстре еще сохранились остатки совести.

Именно поэтому мне и нужен был диалог с ним. И сколько бы раз я ни говорила себе, что Тед Банди – монстр, и сколько бы раз я ни говорила то же самое другим, мне все равно чрезвычайно сложно было в это поверить. И дело было не только в Теде. По своей работе я сталкивалась с большим числом «монстров».