Валерия Комарова - У самого синего моря [litres]

Переложить ключи и телефон в сумку, чтобы не выпали, застегнуть молнию. Привычные движения давались с трудом. Если бы я верила в Бога, то попросила бы у него, чтобы всё быстрее закончилось.

Из-за угла школы раздавались смех и мат. Я сжала бесполезную отвёртку, зажмурилась и шагнула к ним. В то же мгновение с улюлюканьем налетела толпа. Дышать было почти невозможно, мне кажется, сознание просто покинуло меня. В первые минуты я успела ударить двоих девчонок отвёрткой, на большее сил не хватило. А они лишь вытерли кровь с рук о мокрые толстовки и кинулись в драку. В драку, смешно, в драке обе стороны принимают участие, а не одна избивает другую. Это сейчас я думаю о случившемся так рационально и отвлечённо. А тогда… не хочу об этом даже думать… Через пять минут я уже лежала в грязи без куртки. Через десять на меня навалились Андрей и Рустам и пытались сорвать джинсы. Как же было… не больно, противно. Из разбитой губы текла горячая кровь, заливая всё лицо. Потные грязные руки елозили под кофтой, в штанах, но так как мешали друг другу, то не могли ничего толком сделать. Почему-то в голове в тот момент всплыла бабкина молитва, и раз за разом я повторяла её, чтобы быстрее всё закончилось. «Шлюха», «шалава» и «прошмандовка» – это было самое мягкое, что они кричали. Через 15 минут раздались свист, мат, а потом меня кто-то выдернул за руку из лужи и прислонил к двери сарая. Рядом плюхнулась сумка с учебниками. Через 17 минут чьи-то сильные руки куда-то поволокли. Почему я запомнила точное время и не помню их лиц? Минутная стрелка, забавно, как может спасти такая безделица.

Приходить в себя было больно не столько физически. Тёмная комната, низкий диван, плотные шторы на окне. Холодно, нет, это меня морозит.

Первые минуты мне показалось, что кошмар сейчас продолжится, что насильники просто приволокли меня в один из сараев, чтобы не мокнуть. А потом глаза постепенно привыкли к темноте. Комод, книжный шкаф, овальное зеркало. Каждый сантиметр тела отзывался фейерверком в голове.

Дверь скрипнула, в проёме показалась взлохмаченная голова Юрика из параллельного класса. Бледное лицо, огромные распахнутые глаза, пухлая губа с запёкшейся кровью. Он охнул, кивнул кому-то за дверью, а потом вошёл с оловянным подносом, где лежали бинты, вата, стрептоцид и бутылка водки.

Разбитые губы и высохший язык не складывались в слова, я могла только стонать и благодарно смотреть, пока он обрабатывал раны. Он был необычайно молчалив и серьёзен. Изредка извинялся, просил перевернуться. Чёрт, я бы многое отдала, чтобы убрать, уничтожить эти воспоминания. Чужая футболка, рука скользит ниже, ещё ниже. Трусы были, резинка, странно толстая, грубая ткань. Чужие. Я помню, как он застеснялся, как попытался скрыть эмоции за грубостью.

– Бабка свои надела, я за дверью стоял, некогда было к твоим бежать. Не волнуйся, я почти успел. Твоих по телефону предупредили, чтобы не волновались. Ты лежи, теперь всё хорошо будет.

Это была самая длинная речь Юрика за двое суток, что я провела у него дома. После того как он обработал раны и напоил крепким чаем, я заснула и проспала до утра. Временами я слышала шёпот Юрика с бабкой, как хлопнула дверь, но сил подняться не было, такое ощущение, что я была в другой вселенной, и между тем и этим миром прозрачная стена. Я не слышу их, а они меня.

Второй раз я очнулась от звука телевизора. В кресле рядом с диваном сидела крохотная абсолютно седая старушка. Кажется, я несколько раз её видела в библиотеке, когда та приходила за журналами «Вокруг света».

– Ты лежи, рано ещё вставать. Вроде бы ничего не сломано, но лучше подождать. Юрик придёт, посмотрит. Он чуть-чуть не успел, поздно ребятёнок прибежал. Хорошо хоть не тронули, а то ведь могли и дитя убить. Говорят, что Юрик отделал этих уродов, будут знать, как над людьми издеваться. Повезло, что с ним Колосок был, они тебя вдвоём принесли, чуть живая была. Я уже думала, что помрёшь ночью. А нет, молодость взяла своё, ещё побегаешь. Ты поспи, во сне всё проходит, всё забывается. Чаю вот попей и ложись.

Бабка протянула кружку, но я опять провалилась в сон. Вечером пришёл Юрик, осмотрел раны, выматерился, поменял бинты на руках, потом включил тихо телевизор и задремал в кресле. Я смотрела на него и плакала .

– Откуда такой подробный рассказ о нападении, о произошедшем после? – отложила листы Алина, вытирая набежавшие слёзы.