Ю Несбё - «Ревность» и другие истории

— Мне только коробку снюса «Генерал», — говорит он, как будто оправдывая словом «только» то, что пролез без очереди.

— Дождитесь своей очереди, — говорю я; на мне маска.

— Он же у вас за спиной, это всего пять секунд займет, — показывает на коробку.

— Дождитесь своей очереди.

— Если бы вы мне его дали, меня бы тут уже не было.

— Дождитесь своей очереди.

— «Дождитесь своей очереди», — передразнивает он, усиливая мой акцент. — Шевелись, сука.

Он шире улыбается, как будто шутит. Наверное, считает, что может так со мной разговаривать, потому что я женщина, работа у меня низкооплачиваемая, я эмигрантка, да и кожа у меня другая — не белоснежная, как у него. И он, судя по всему, передразнивает меня, ломает язык, будто бы имитируя акцент некоего туземного языка, на котором, как ему кажется, я говорю. Или, может быть, он иронизирует и изображает плохого парня. Посмотрев на него повнимательнее, я последний вариант отбросила: глубины в нем нет.

— Подвиньтесь, — говорю я.

— Мне надо на метро успеть. Ну же!

— Вы бы спросили, не против ли та, кто стоит перед вами.

— Мне на метро…

— Поезда ходят все время, — говорю я под ровный аккомпанемент грохочущего метро — до него всего два лестничных пролета.

Когда я начала здесь работать, младшая сестра спрашивала, не боюсь ли я террористов с зарином. Во время гражданской войны, до того как мы убежали, все зарина боялись. Что партизаны пустят ядовитый газ — нам рассказывали, в девяностые годы такое совершила в поездах токийской подземки какая-то японская секта. Моей сестре было девять, и ей каждую ночь снились кошмары о ядовитом газе и станциях метрополитена.

— На моей ветке поезд только раз в четверть часа ходит, — прошипел он. — Мне надо успеть, ясно?

— Тогда тем более надо попросить вежливо, — говорю я, кивая женщине за его спиной: она достала карту — заплатить за три вещи, лежащие передо мной на прилавке.

Парень — ему навскидку двадцать с чем-то лет, и он регулярно ходит в зал, в основном штанга и силовые упражнения, — потерял терпение. А судя по его виду, терпение он уже продемонстрировал.

— Ну, черножопая!

Быстрее заколотилось сердце, но не потому, что он попытался меня оскорбить. Не знаю, расист этот парень или же просто хочет меня обидеть — по его мнению, именно таким способом, чтобы побольнее меня задеть и спровоцировать; он обозвал бы меня карликом, будь я невысокого роста, или коровой, будь я толстой. Мне плевать, какие у него предрассудки; сердце у меня заколотилось быстрее, потому что я испугалась. У меня в магазине крупный парень, и он за несколько секунд пересек черту — это, очевидно, означает, что у него определенные проблемы с самоконтролем. По зрачкам и его позе я не вижу ничего, что указывало бы на то, что он накачался наркотой — такое часто бывает с солдатами, — но, разумеется, вполне возможно, тут дело в анаболиках. Мой бывший муж говорит, я всегда пытаюсь объяснить мир с помощью химии, потому что я сама химик. Как в пословице о человеке с молотком, который все проблемы сравнивает с гвоздями.

Так что да, мне страшно, но бывало и страшнее. И я злюсь — но я злилась и сильнее.

— Нет, — спокойно говорю я.

— Уверена?

Он вытаскивает что-то из кармана хорошего, теплого пуховика «Монклер». Красный складной швейцарский армейский нож. Вытаскивает лезвие ножа. Нет, пилочку для ногтей. Поднимает руку и вытягивает средний палец. Начинает пилить ноготь и ржать, глядя на меня. У него на переднем зубе темное пятно. Может, из-за метамфетамина: в нем есть такие химические вещества, как безводный аммиак и красный фосфор, — они разъедают эмаль. Но, разумеется, вполне возможно, он просто плохо чистит зубы.

Он обернулся к стоявшей позади него женщине:

— Привет, дамочка. Я тут затарюсь, ладно?

Женщина с открытым ртом уставилась на нож — казалось, она пытается что-то сказать, но не прозвучало ни звука. Вместо этого она, как дятел, быстро кивнула, изо рта вырвались звуки, как будто ей стало трудно дышать; стекла ее очков над маской запотели.

Парень обернулся ко мне:

— Вот видишь. Вперед.

Я задержала дыхание. Возможно, я этого парня недооценила. Он хорошо знал жизнь города, чтобы быть в курсе: камеры наблюдения в магазинах «Севен-элевен» пишут изображение без звука, поэтому в случае судебного разбирательства не получится предоставить неоспоримых доказательств, что он и правда сказал «черножопая» или что-то такое, что попадает под закон о расистских высказываниях. Если только у стоящей за его спиной женщины слух не лучше, чем я думаю. Ни один закон не запрещает пилить ногти.