Энтони Горовиц - Сороки-убийцы

На следующий день, ранним ясным утром, я гнала через верхнюю часть Александра-парка, мимо почти заброшенных развалин знаменитого дворца, направляясь к трассе А12. Поездка стала прекрасным поводом прокатить «Эм-Джи-Би Родстер», купленный шесть лет назад в подарок на свой сороковой день рождения. Нелепая машина, но я поняла, что куплю ее, едва увидев выставленной на продажу в гараже в Хайгейте. Модель 1969 года, механика с повышенной передачей и кузовом, покрашенным вызывающе яркой красной краской с черными полосами. Кэти не знала, что сказать, когда я впервые появилась на ней, но ее дети пришли в восторг. Всякий раз при встрече я сажала их в машину, и мы носились по сельским дорогам: верх опущен, а двое ребятишек радостно вопят на заднем сиденье.

Встречная полоса была загружена въезжающими в Лондон машинами, я же ехала с ветерком, пока не добралась до поселка Эрл-Сохем, где из-за дорожных работ потеряла минут десять. День выдался теплый. Погода все лето стояла хорошая, и создавалось ощущение, что и сентябрь будет таким же. Я подумывала опустить верх, но на полной скорости звук мотора будет слишком громким. Быть может, когда подъеду поближе.

Мне довелось побывать в большинстве приморских местечек Суффолка: Саутволде, Уолберсвике, Данвиче и Орфорде. Но во Фрамлингеме я никогда прежде не бывала. Возможно, меня сдерживало именно то, что там проживал Алан. Когда я въехала, первым моим впечатлением было, что это приятный, слегка затрапезный городок с центром на главной площади, которая вовсе площадью не являлась. Часть зданий обладала определенным шармом, но прочие — индийский ресторан, например, — казались кричаще чужеродными, а если бы вам захотелось пройти по магазинам, ничего особенно интересного вы бы там не нашли. В самом средоточии городка располагалось кирпичное строение, оказавшееся на поверку современным супермаркетом.

Я забронировала номер в гостинице «Корона», бывшей почтовой станции, окна которой вот уже лет четыреста смотрели на площадь и которая соседствовала теперь с банком и туристическим агентством. Местечко оказалось и вправду очаровательное, с двором, вымощенным старинной плиткой, множеством каминов и бревенчатыми балками. Меня порадовали книги на полках и настольные игры на общей стойке. Они придавали гостинице домашний уют. Я разыскала администратора, спрятавшегося за крохотным окошком, и зарегистрировалась. Я подумывала остановиться у сестры, но Вудбридж находился в добрых тридцати минутах езды, да и здесь мне вполне понравилось.

Я поднялась в номер и бросила вещи на кровать — могучую конструкцию с балдахином. Мне хотелось, чтобы здесь был Андреас и разделил ее со мной. В нем жила особая любовь к старой доброй Англии, особенно с нажимом на «доброй». Занятия вроде крокета, чая со сливками и крикета кажутся ему одновременно непостижимыми и неодолимыми, поэтому во Фрамлингеме он оказался бы в любимой стихии. Я отправила ему текстовое сообщение, потом вымыла голову и расчесалась. Время шло к обеду, но есть не хотелось. Я вернулась к машине и поехала к Эбби-Грейндж.

Дом Алана Конвея находился в паре миль от Фрамлингема, и без помощи навигатора его было почти невозможно найти. Всю жизнь я прожила в городе, где дороги непременно куда-то ведут. Собственно говоря, им больше некуда деваться. Такого не скажешь о том деревенском тракте, который бог весть сколько петлял по местности, прежде чем еще более узкая дорожка не вывела меня к частному проезду, а тот наконец уперся в дом. Когда до меня дошло, что я вижу перед собой здание, послужившее прообразом для Пай-Холла? Ну, наверное, грифоны на въездных воротах были первым ключом. Сама усадьба в точности соответствовала описанию. Подъездная дорога изгибом бежала к парадной двери через обширные лужайки. Розария я не приметила, а вот озеро было, как и полоса леса, подходящая на роль Дингл-Делла. Мне не составило труда представить, как Брент стоит рядом с трупом Тома Блэкистона, брат которого отчаянно пытается сделать ему искусственное дыхание. Большую часть работы проделали за меня .

А сам дом? «Сохранилось от него только продолговатое крыло с восьмиугольной башней — ее значительно позже возвели в дальнем конце». По мере приближения именно это я и увидела: длинное, узкое здание, с двумя двухэтажными крыльями по дюжине окон каждое, примыкающими к башне. С нее открывался, должно быть, прекрасный вид, но сама она выглядела нелепо. По моему предположению, ее возвел в девятнадцатом веке некий викторианский промышленник, перенесший воспоминания о лондонских заводах и мавзолеях в сельскую глубинку Суффолка. Усадьба даже близко не была такой живописной, как родовой дом сэра Магнуса Пая, по крайней мере в том виде, как описал его Алан Конвей. Эбби-Грейндж построили из грязнокрасного кирпича, всегда навевавшего на меня ассоциации с Чарльзом Диккенсом и Уильямом Блейком. Оно было не к месту здесь, и выручало только его расположение. Сад раскинулся под бездонным небом, надо полагать, на четыре или пять акров, и ни одного другого дома вокруг не было. Мне бы не захотелось жить тут, и, говоря по совести, я отказывалась понять, что привлекло сюда Алана Конвея. Не был ли он метросексуалом для такой бестолковой усадьбы?